Искандер-наме - [6]

Воровского пути не должно быть следа,

Если царственный вождь натянул повода».

И лазутчик второй так промолвил: «По странам

Столько ратей собрал тот, кто правит Ираном,

Что недаром знакомые с делом войны,

Сосчитать их желая, весьма смущены».

И реченье владыки опять прозвучало:

«Тот же нож ста быков не кромсает ли сало?!

И когда лютый волк разъярится вконец,

Не один ли он ринется в стадо овец?»

Смелым словом он вновь утвердил свою славу,

И ответ его войску пришелся по нраву.

Царь внимал возраставшим тревогам. Дракон

На румийской земле. К Руму движется он.

И когда сумрак тучи наполнился громом

И мечи в нем сверкнули сверканьем знакомым, —

Царь к дворцовым вратам созывать повелел

Всех владевших мечом, всех носителей стрел.

Из Египта, Руси и от франкской границы

Вслед румийцам отрядов текли вереницы.

И когда для их счета уж не было мер,

О храбрейших узнать пожелал Искендер.

Их шестьсот было тысяч, — мечтавших о бое

В одиночку и знавших оружье любое.

И когда общий сбор завершили сполна,

Царь собранье созвал без певцов и вина.

Собрались мудрецы из придворных и знати,

Чтоб на воск воспринять знаки царской печати.

И о Дарии речь и о деле войны

Начал дивный воитель среди тишины.

«Мощный царь, — он сказал, — столь достойный служенья,

Сжал в руке свой меч и возжаждал сраженья.

Что нам должно свершить? Примириться ли с ним

Иль сразиться? Ведь мы перед схваткой стоим.

Если смело свой меч мы не вынем из ножен,

Тотчас будет конец нашей славе положен.

Если ж я с венценосного скину венец,

Может быть, правосудью настанет конец.

Как из царства мне гнать порождение Кеев?

Мне ль желать, чтоб свершилось падение Кеев?

За такую заносчивость ждать я могу,

Что судьбою победа вручится врагу.

В чем решенье? Какою ступая дорогой,

Мы не будем судьбою наказаны строгой?

Вы, на мудрость простершие ваши права,

Дайте нужный ответ мне на эти слова». :

Те, чье знанье весь мир было взвесить готово,

Со вниманьем прослушали царское слово,

И когда для ответа настала пора,

Властелину земли пожелали добра:

«Да цветет это царское древо, чья сила

Велика и о мощи своей возгласила!

Пусть держава твоя будет вечно жива,

Пусть врага твоего упадет голова!

Все слова твои — свет. Весь исполнен ты света,

Для чего тебе светоч людского совета?

Но коль нам на совет повелел ты прийти,

Мы пришли. Ослушанье у нас не в чести.

Вот что в мысли приходит носителям знанья

И мужам хитроумным, достойным признанья:

Если ненависть жжет злое сердце врага

И ему только гибель твоя дорога,

Злость и ты разожги! К неизменным удачам

На коне нашей злости мы яростно скачем.

Юный ты кипарис, ива старая — он.

Кипарис ведь не может быть с ивой сравнен!

Сад зарос, и садовнику ведь не впервые

Подрубать в старых зарослях ветви кривые.

В шелк прекрасного царства, как блещущий день

Мир — благую невесту — о светлый, одень!

Враг — насильник. Низвергнуть насильника злого, —

Нет у подданных Дария в сердце иного!

Что страшиться врага, если враг твой таков

Что и в доме своем он имеет врагов!

Зачеркни ты каламом правление злое,

Чтоб народ позабыл все насилье былое.

Коль пресытилось царство врагом твоим, — в бой

Выходи, и да будет он сброшен тобой!

Печь готова, сажай в нее противни с хлебом.

Мчать коня на врага тебе велено небом.

Мы к стопам твоим мысли сложили. Меж нас;

Несогласия нет. Наш ты выслушал глас.

Кто к желанью царя здесь не сделал бы шага?

В чьем бы сердце сыскалась такая отвага?»

Но сказали мужи, все решив меж собой,

Что владыке нельзя первым ринуться в бой.

Должно вызова ждать, уваженье имея

К достославному трону великого Кея.

И тогда, руководствуясь мудростью слов

Многодумных наставников и мудрецов,

Царь, в согласии с ними свой замысел строя,

Порешил выйти с войском, готовясь для боя.

В некий день, от крутящихся в небе времен

Получив предвещанье счастливое, он,

Под знаменами встав, своим царским указом

Повелел всем войскам своим выступить разом.

И воссел на коня всеми славимый шах,

Неизменной победой владевший в боях.

Этот лев был с мечом… не с ключом ли, которым

Он весь мир отмыкал своим натиском скорым?

Все войска были — пчелы с их множеством жал.

Столько пчел все же в ульях никто не держал,

Создавая свой знак, чтоб явить свое пламя,

Вспомнил он Феридуна победное знамя.

И когда звездный ход открывается нам,

В час, когда небосвод ласков к верным сынам,

Выше Кеева стяга, прельщавшие око,

Волны синей парчи укрепил он высоко.

Пятьдесят было в древке аришей; оно

Из сосны было стругано?: сотворено.

И дракон был на стяге сапфировом вышит,

И казалось взиравшим: он пламенем пышет.

Выше — черные кисти, как грозную тьму,

Опускали по древку свою бахрому.

За фарсанги могли видеть все без усилья:

Черный реет орел, вскинув яркие крылья.

Вел войска полыхавший в отваге дракон.

Пред войсками вздымался на стяге дракон.

Клубы пыли сей смуты весь мир затемнили.

Что принудило к распре? Лишь пригоршня пыли!

Но на землю — на серую кошку — права

Не возьмешь ни по-волчьи, ни с храбростью льва.

Мир — неверная снедь: есть в ней сладость, но рядом

Вкусишь печени горечь, столь схожую с ядом.

Свод простерт над землей, нам погибель суля.

Небосвод — чаша с кровью, а с прахом — земля.

Гибель шлют они всем, тело смертное руша,

Ведь на них запеклась даже кровь Сиавуша.