Искандер-наме - [47]

В щечке яблока ярких цветов перелив,

Серебристый терендж прихотлив, горделив.

В эти оба плода их обвившие лозы

Влюблены и полны буйной, пьяной угрозы.

О гранаты! Пришли и в айванах блистать

Чаровницы, чьи груди гранатам под стать.

Наступила пора стать янтарным инжиру,

И слетаются птахи к роскошному пиру.

Пожелала миндального масла земля.

И миндаль расколола, его оголя.

Огневая уннаб, заслоняясь кустами,

Уст лишенный орешек лобзает устами.

Иль сады новобрачных встречают? Гляди:

Град из ягод, за ним — из орешков дожди.

Виноград в черной шапке. От грусти далек он:

Он в хмелю, он вкруг пальца обвил черный локон.

Тыква к руду готова. Найду ли слова

Рассказать, как на грушу напала айва!

Гроздьев, сладкие вина дающих, корзины

В тяжкий пот повергают несущих корзины.

Давят гроздья. Веселый разносится шум.

Из давильни течет сок живительный в хум.

Плачет глиняный хум, в горле хум а бурленье,

Но дает ему сок, сладкий сок утоленье.

* * *

В дни, когда по садам эти пиршества шли,

Искендер стал далек пированью земли.

Степи, дали и воды и горные гряды

Проходя, Искендер вел румийцев отряды.

И по миру идя, вывел многих людей

Он войною и миром из тесных путей.

Но когда светлой жизни исчерпал он меру,

Так же тесен стал путь и ему, Искендеру.

В дверь вошедший для жизни, — увидишь, поверь,

И вторую, для всех неизбежную дверь.

Смертный мир протянулся простором широким,

Но идешь по нему ты под небом высоким.

И царю многозвездная молвила высь:

«Ты о царстве своем, Искендер, не пекись!

Всю ты землю прошел. Снова двинься к началу.

Возвратиться ты к первому должен привалу.

О тебе пять речений записанных есть

В вещем свитке. Прими их потайную весть.

Уж пять раз громыхал ты своим барабаном,

Мчась по яростным водам, скитаясь по странам.

Ты омой свои руки от мира. Спеши.

Ты в пять месяцев к дому свой путь соверши.

Унеси свою душу к родному Юнану».

Отрезвел Искендер. В сердце чувствуя рану,

Внял он голосу, бросил поводья: не мог

Он коня погонять вдоль желанных дорог.

Всем достойным открыл он потайную думу,

И направил войска он к родимому Руму.

Степи, горы, моря, путь направивши вспять,

Искендер, отрезвленный, увидел опять.

С края света — в Кирман! Не раскинувши стана,

Из Кирмана дошел он до Кирманшахана.

И оттуда привел он войска в Вавилон,

И затем прямо к Руму направился он.

Но когда сн достиг Шахразура, в испуге

Были все: царь поник в непонятном недуге.

Стал медлителен шаг боевого коня,

Он былого мгновенно лишился огня.

Человек рвался вдаль, все он жаждал дороги.

Где же Рум? Руки связаны, связаны ноги.

Царь подумал: «Быть может, здесь воды таят

Страшный вред». Он подумал — проник в него яд,

Страх отравы — увы! — расплавлял его тело,

И лекарство помочь ни одно не хотело.

О-двуконь он посланца направил в Юнан,

Чтоб дестура призвать в свой встревоженный стан.

Он писал: «Поспеши, Аристотель! Быть может,

Мы увидимся. Рок мне, быть может, поможет.

Каждый врач должен быть в путь негаданный взят.

Сто врачей привези, даже сто пятьдесят».

И когда был посланец в беседе с дестура,

Стал дестур озабоченным, горестным, хмурым.

Он не видел надежды, не мог он найти

К исцеленью царя никакого пути.

И пришло много мудрых на вызов дестура,

И с дестуром достигли они Шахразура.

И с пути Аристотель под царскую сень

Поспешил, — поспешил не в указанный день.

Царь лежал на земле. Он, раскинувши руки,

Изнуренный, терпел безысходные муки.

Преклонился дестур. Муки страшные зря,

Он коснулся устами ладони царя.

Взял он руку царя, сердца слушал биенье

И, казалось, недуга нашел объясненье.

Приготовить велел он целебный состав

Из давно им испытанных зерен и трав.

И живая вода не поможет нимало,

Если дню расставания время настало.

Муки царской души в путь помчались такой,

Что ничто б не вернуло скитальцу покой.

Все, что взял на храненье он в прошлом от мира,

Он вернул. Что венец! Что престол и порфира!

Расплавлял его мир в неизбежном котле,

Чтоб он все позабыл, чтоб забыл о земле.

Царь, прошедший весь мир, все обретший в избытке,

Для ухода в ничто стал готовить пожитки.

Царь, что сахар бывал иль свеча на пиру,

Царь, что сахар иль воск, ныне таял в жару.

Бурный ветер подул; загашая лампаду,

Много сорванных листьев повлек он по саду,

Молодой кипарис он сломить поспешил,

И фазана весеннего крыльев лишил,

Полыхавшие розы внезапно с размаху

Он сорвал и развеял по желтому праху.

Искендер, на луну возлагавший седло,

Изнемог. На подушку склонил он чело.

ЗАКЛИНАНИЕ, ОБРАЩЕННОЕ К МАТЕРИ, И СМЕРТЬ ИСКЕНДЕРА

Музыкант, вновь настрой свой рокочущий руд!

Пусть нам явит ушедших твой сладостный труд.

Запевай! Посмотри, я исполнен мученья.

Может статься, усну я под рокоты пенья.

* * *

Если в утренний сад злой нагрянет мороз,

Опадут лепестки чуть раскрывшихся роз.

Как от смерти спастись? Что от смерти поможет?

Двери смерти закрыть самый мудрый не сможет.

Лишь смертельный нагрянет на смертного жар,

Вмиг оставит врачей их целительный дар.

Ночь скончалась. Вся высь ясной стала и синей,

Солнце встало смеясь. Плакал горестно иней.

Царь сильнее стонал, чем в минувшую ночь.

Бубенцы… Отправленья нельзя превозмочь.

Аристотель премудрый, пытливый мыслитель,

Понимал, что и он — ненадежный целитель.

И, узнав, что царя к светлым дням не вернуть,