Искандер-наме - [28]

И Дувал препоясанный, с боем освоясь,

Порешил разрубить на противнике пояс.

Лезвием, что привыкло к подобным делам,

Он большую скалу расколол пополам.

Брат Джерема, что с ним прибыл на поле вместе,

Словно слон, разъяренный, возжаждавший мести,

На врага поскакал, но ударил Дувал, —

И он также нашел свой последний привал.

И Дувала железного грозная сила

Еще много врагов многомощных скосила.

Жаркий рус Джовдере, для которого лев

Был ничтожней овцы, — тот, чей страшен был гнев

Силачам, с ним схватившимся, грузный и тяжкий,

Даже сотням врагов не дававший поблажки,

На руках своих несший застывшую кровь

Многих смелых бойцов, крови жаждущий вновь, —

Затянул свой кушак и с мечом небывалым

Поскакал на сраженье с отважным Дувалом.

Их блеснули мечи, их расправилась грудь,

И для бегства закрылся спасительный путь.

Но хоть были удары и часты и яры,

Отражать эти двое умели удары.

И воззвал Джовдере к прежней мощи меча

И рассек шлем Дувала, ударив сплеча,

И к челу лезвием прикоснулся над бровью.

Покачнулся Дувал, весь обрызганный кровью,

И, слабея от раны, лишаясь огня,

В стан румийский поспешно направил коня.

Он чело обвязал, быстро спешившись в стане.

И встревоженный царь, все узнавший о ране,

Приказал, мудролюба к Дувалу позвав,

Чтобы тот приготовил целебный состав

И беседой развлек и утешил Дувала,

Дабы верный Дувал стал таким, как бывало.

Вот свой черный покров ночь повергла на стан,

И на месяц наброшен был синий аркан.

Вкруг шатров тихо встали дозорные; даже

Мошкам не было лета от бывших на страже.

ПОЯВЛЕНИЕ НЕИЗВЕСТНОГО ВСАДНИКА

Над зеленою солнце взошло пеленой,

Смыло небо индиго с одежды ночной,

И опять злые львы стали яростны, хмуры,

И от них погибать снова начали гуры.

Снова колокол бил, как веленье судьбы,

Снова кровь закипела от рева трубы.

Столько в громе литавр загремело угрозы,

Что всех щек пожелтели румяные розы.

И опять Джовдере появился; огнем

Он пылал, и усталости не было в нем.

И Хинди, эту гору узрев пред собою,

На хуттальском коне приготовился к бою.

И хоть много ударов нанес он врагу,

Бесполезно кружась на кровавом лугу,

Но, напрягши всю мощь и наморщивши брови,

Всей душою возжаждавши вражеской крови,

Снес он голову руса; упала она

Под копыта лихого его скакуна.

И, гарцуя, Хинди звал врагов на сраженье,

Всем спешившим к нему нанося пораженье.

Был прославленный муж. Его звали Тартус.

Восхвалял его каждый воинственный рус.

Этот красный дракон, быстрым пламенем рея,

Пожелал опрокинуть воителя Рея.

И помчался он в бой, громогласен и скор,

Как ревущий поток, ниспадающий с гор.

Оба крепко владели всем воинским делом,

Каждый в этом бою был и ловким и смелым.

Все ж был натиск Тартуса так лют и удал,

Что рассыпался прахом индийский сандал.

Кубок тела Хинди он избавил от крови:

Лить вино, бить сосуды, — ему ль было внове?

«Я тот хищник, — сказал он, снимая свой шлем, —

Что всех львов повергает. — И молвил затем: —

Я слыву самым мощным и яростным самым,

Я был матерью назван всех русов Рустамом.

Ты, что хмуря чело, мнишь пролить мою кровь,

Ты себе не кольчугу, а саван готовь.

Не умчусь я, пока еще многих не скину

С их коней, не втопчу этих немощных в глину».

Пал отважный Хинди. Нет отчаянью мер!

Извиваясь, как локон, стонал Искендер.

В бой хотел повернуть он поводья и строго

Наказать гордеца, но помедлил немного

И окрест поглядел: кто хотел бы за честь

Румских сил постоять и помчаться на месть?

И увидел: с мечом, разъяренно подъятым,

Скачет всадник, сверкая китайским булатом.

Он храбрец, он умело владеет конем,

А под ним черный конь ярым пышет огнем,

Весь в железе он скрыт, только рдеющий лалом

Сжатый рот его виден под тяжким забралом.

И, гарцуя, мечом заиграл он, и вот —

Стал на жаркую схватку взирать небосвод.

И была длань безвестного дивно умела,

И Тартуса рука в страшной битве слабела.

И на руса направя стремленье свое,

Вскинул всадник меча своего лезвие, —

И врага голова от руки его взмаха

Пала наземь и стала добычею праха.

И, огнем своих глаз в пыльной мгле заблестев,

На безвестного новый набросился лев,

Но утратил он голову мигом. Немало

Еще новых голов наземь тяжко упало.

Сорок русов, подобных огромной горе,

Смелый лев уложил в этой страшной игре.

И коня цвета ночи погнал он, в рубины

Обращая все камни кровавой долины.

И куда бы ни мчал черногривого он, —

Разгонял он все воинство вражьих племен.

Кто бы вышел на бой? Торопливое жало

Неизбежною смертью врагам угрожало.

И смельчак быстроногому вихрю, — всегда

Поводам его верному, — дал повода.

Было сто человек в этой скачке убито,

Сто поранено, сто сметено под копыта.

Искендер отдавал восхищения дань

Этой мощи, и меч восхваляя и длань.

А наездник все бился упрямо, сурово.

Лил он пламя на хворост все снова и снова.

И  пока небосвод не погас голубой,

Не хотел он покинуть удачливый бой.

Но когда рдяный свет пал за синие горы

И смежил яркий день утомленные взоры,

И всклубившийся мрак захотел тишины,

И, от Рыбы поднявшись до самой Луны,

Затемнил на земле все земные дороги,

И пожрал, словно змей, месяц ясный двурогий, —

Дивный воин, ночной прекращая набег

И коня повернув, поскакал на ночлег.

Так поспешно он скрылся под пологом ночи,

Что за ним не поспели взирающих очи.

И сказал Искендер, ему вслед поглядев: