Искандер-наме - [30]

Некий муж, изучивший всю эту страну,

Так ответом своим разогнал тишину:

«Если царь мне позволит, — в усердном горенье

Все открою царю я об этом творенье.

К вечной тьме приближаясь, мы гору найдем.

Узок путь к той горе; страшно думать о нем.

Там, подобные людям, но с телом железным,

И живут эти твари в краю им любезном.

Где возникли они? Никому невдомек

Их безвестного рода далекий исток.

Краснолики они, их глаза бирюзовы.

Даже льва растерзать они в гневе готовы.

Так умеют они своей мощью играть,

Что одно существо — словно целая рать.

И самец или самка, коль тронутся к бою, —

Судный день протрубит громогласной трубою.

На любое боренье способны они,

Но иные стремления им не сродни.

И не видели люди их трупов от века,

Да и все они — редкость для глаз человека.

Их богатство — лишь овцы; добыча руна

Для всего, что им годно, одна лишь нужна.

И одна только шерсть — весь товар их базара.

Кто из них захотел бы иного товара?

Соболей, чья окраска, как сумрак, черна,

Порождает одна только их сторона.

И на лбу этих тварей, велением бога,

Поднимается рог, словно рог носорога.

Если б их не отметил чудовищный рог, —

С мощным русом сравниться б любой из них мог.

Словно птицам большим, завершившим кочевья,

Для дремоты им служат большие деревья.

Спит огромное диво, как скрывшийся див,

В нависающий сук рог свой крепкий вонзив.

Коль вглядишься, к стволу подобраться не смея,

Меж ветвей разглядишь ты притихшего змея.

Сон берет существо это в долгий полон:

Неразумия свойство — бесчувственный сон.

Если русы, в погоне за овцами стада,

Разглядят, что в ветвях эта дремлет громада, —

Втихомолку сбирают пастуший свой стан

И подходят туда, где висит Ариман.

Обвязав его крепко тугою веревкой,

Человек пятьдесят всей ватагою ловкой,

Вскинув цепь, при подмоге железной петли,

Тащат чудище вниз вплоть до самой земли.

Если пленник порвет, пробудившись от спячки,

Звенья цепи, — не даст пастухам он потачки:

Заревев страшным ревом, ударом одним

Умертвит он любого, что встанет пред ним.

Если ж цепь не порвется и даже укуса

Не изведают люди, — до области Руса

Будет он доведен, и, окованный, там

Станет хлеб добывать он своим вожакам.

Водят узника всюду; из окон жилища

Подаются вожатым и деньги и пища,

А когда мощным русам желанна война,

В бой ведут они этого злого слона.

Но хоть в битву пустить они диво готовы,

Все же в страхе с него не снимают оковы.

Узришь ты, лишь в нем битвенный вспыхнет запал,

Что для многих весь цвет светлой жизни пропал».

Услыхав это все, Искендер многославный

Был, как видно, смущен всей опасностью явной,

Но ответил он так: «Древки множества стрел

Из различных лесов. Есть и сильным предел.

И, быть может, овеянный счастьем летучим,

Я взнесу на копье его голову к тучам».

ИСКЕНДЕР ДЕЙСТВУЕТ АРКАНОМ. НЕОБЫЧАЙНЫЙ ПЛЕННИК ПРИНОСИТ ИСКЕНДЕРУ НИСТАНДАРДЖИХАН

Белизною широкой покрылся восток,

А на западе сумрака скрылся поток.

И Властитель, рожденный на западе, снова,

Все войска разместив, ждал чудовища злого.

Вот румийцы на правом крыле, а отряд

Берберийцев за ними свой выстроил ряд.

А на левом крыле узкоглазых Китая

Встали многие сотни, щитами блистая.

Искендер был в средине. Как сумрачен он!

Конь хуттальский под ним, будто яростный слон.

А буртасы на той стороне, и аланы,

Словно львы, бушевали, взволнованны, рьяны.

С барабаном свой гул грозный колокол слил.

Над равниной в трубу затрубил Исрафил.

От литавр, сотрясающих мир без усилья,

В скалах Кафа Симург растрепал свои крылья.

Но кричали литавры от страха: рога

Напугали их воем, пугая врага.

И войска с двух сторон свое начали дело,—

Для кого в этот день счастье с неба слетело?

И зловещий, в одежде своей меховой,

По равнине пошел, будто слон боевой.

От него смельчаки вновь не знали защиты:

Все свой бросили щит, все им были убиты.

Из толпы царских воинов, скрытый в броне,

Снова выехал витязь на черном коне.

Так огнем он сверкнул, меч свой вскинувши смело,

Что у жаркого солнца в глазах потемнело.

И узнал Искендер: это доблестный тот,

Что не раз выступал, сил румийский оплот.

И встревожился царь своим сердцем радивым:

Этот смелый столкнется с чудовищным дивом!

И подумал Владыка, тоской обуян:

Эту гордую шею свернет Ариман!

Стал наездник, уздою владевший на диво,

Вновь являя свой жар, вкруг ужасного дива,

Словно ангел, кружится. Из века и в век

Небосвод вкруг земли так вот кружит свой бег!

Думал доблестный: первым стремительным делом

Передать свою силу язвительным стрелам,

Но, увидев, что стрел бесполезны рои,

Рассердился отважный на стрелы свои.

Он постиг: во враге грозных сил преизбыток,

И достал и метнул он сверкающий слиток.

Если б слиток подобный ударил в коня,

То коня не спасла бы любая броня.

Но, в гранитное тело с отчаяньем пущен,

Был о твердый гранит страшный слиток расплющен.

И огромный, увесистый слиток второй

Был спокойно отброшен гранитной горой.

Третий слиток такую ж изведал невзгоду.

Нет, песком не сдержать подступившую воду!

И, увидев, что слиток и злая стрела

Не чинят силачу ни малейшего зла,

Всадник взнес крокодила и с пламенем ярым

Устремился к дракону, дыхнувшему жаром.

Он пронесся, ударом таким наградив

Это чудо, что пал покачнувшийся див.

Но поднялся дракон, заревев из-под пыли,

И опять его пальцы железо схватили.