Искандер-наме - [24]

Приказал и убрал их, подобно невесте.

И хазранов, буртасов, аланов притек,

Словно бурное море, безмерный поток.

От владений Ису до кыпчакских владений

Степь оделась в кольчуги, в сверканья их звений.

В бесконечность, казалось, все войско течет,

И нельзя разузнать его точный подсчет.

«Девятьсот видим тысяч, — промолвил в докладе

Счетчик войска, — в одном только русском отряде».

В двух фарсангах от вражьего стана войска

Отдыхали: дорога была нелегка.

«Нам, сражавшим мужей, — было слово Кинтала, —

Не страшиться невесты, что войску предстала.

Столь    красивых узреть взор смотрящего рад,

Вся их рать, посмотрите, — рассыпанный клад.

Им ли русов сразить? Это было бы диво!

Нежно войско врага и чрезмерно спесиво.

Сколько сбруй золотых, сколько   жемчуга там.

Сколько яшмовых чаш там подносят к устам!

Там вино, там напевы, там только лишь неги,

Им неведомы вовсе ночные набеги.

Благовонья сжигать им в ночах суждено,

По утрам они смешивать любят вино.

Все невзгоды сносить — дело стойкого руса,

А все сласти да вина — для женского вкуса.

Что румийцу с китайцем сверканье меча!

Их услада — шелка, их отрада — парча.

Вот какое богатство дается нам богом!

Это он к нам направил его по дорогам.

Если б эту добычу узрел я во сне, —

Словно мед или сахар приснились бы мне.

Будет нами диковинный клад обнаружен:

Там на каждом — венец, там, что в море жемчужин.

Коль возьмем все мы это богатство, то с ним

Все земные пределы легко победим.

Наше царство раздвинем все шире и шире,—

Нам одно лишь останется: властвовать в мире!»

И на взгорье с друзьями коня он погнал,

И, перстом указуя, промолвил Кинтал:

«В той равнине, под сенью небесной лазури,

Сонмы неженок робких с обличием гурий.

В тех шатрах драгоценности: ведь у врага

Не мечи и щиты — бирюза, жемчуга.

Их тяжелые седла из золота литы,

А края чепраков жемчугами расшиты.

Их высокие шапки я вижу вдали,

Их кафтаны струятся до самой земли.

На узоры ковров их склоняются станы,

Нет в руках у них копий, пусты их колчаны,

Нет и ног без запястий, без жемчуга шей,

Вьются тяжкие локоны возле ушей.

В этих царских одеждах легки ль им дороги?

Не для боя их длань, не для бега их ноги.

С этим скопищем слабых, изнеженных тел

Искендер наше войско разбить захотел!

Ты их пальцем ударь, не кинжалом, с размаху, — —

До ушей они рот свой откроют со страху!

Лишь по дням да по числам воюют они.

Месяц ждут наступленья, считая все дни.

Нет, я знаю, не их предназначено доле

Взрыть в неистовстве боя широкое поле.

Если разом на них все обрушимся мы,

Их застынут сердца, их смутятся умы».

Показался всем русам, на трудности гадким

И разумным, призыв этот лакомством сладким.

Голоса зазвучали: «Покуда живем —

Будем слову верны, все мы слово даем:

Сроем вражий цветник! Аромата и цвета

Не оставим следа! Это слово обета.

Защитим наше царство! Пускай острия

Наших копий багрянца окрасит струя,

Чтоб затем без копья, лишь ударом кинжала

Сотни вражьих голов наша сила стяжала!»

И, когда полновластный увидел Кинтал,

Что боец его каждый столь пламенным стал,

Он, вернувшись в свой стан, всем пришел на помогу.

Счистил ржу он с меча, с сердца смыл он тревогу.

А вдали, как луна, озаряя весь свет,

Восседал Искендер: свой созвал он совет.

И мужи, для врага час готовя возмездья

Вкруг Владыки блистали, как блещут созвездья:

Медаинский Дубейс, из Хотана Гур-хан,

Йеменский Велид, Чина вождь Кадар-хан,

И абхазский Дувал, и Хинди, что из Рея,

Из Истахра Кубад, что был отпрыском Кея,

Зериванд, — им прославился Мазендеран—

И Ниял, что возвысил родной Хаверан,

Славный Кум из Ирака, звезда Хорасана — —

Сам Бушек, Беришад из Армении, — стана

Нет славней! Миср, Юнан, франки, Сирия, — все

Дали мощных, блиставших в убранства красе!

У мужей были скорбно опущены вежды,

Но сказал государь, полный света надежды:

«Вражьи рати, готовые броситься в бой,

Не видали еще мощных львов пред собой.

Им отрадны набеги, мила им добыча,

Но не слышался им рокот львиного клича.

Здесь не знают еще двусторонних мечей.

Здесь румийских секир взор не видел ничей.

Нет добротных оружий у них, снаряженья, —

Как же могут вести они дело сраженья?

Разве трудно, спеша к обнаженным телам,

Разрубить их мечом, разрубить пополам?!

Если меч я взнесу, пламенеющий, строгий,

У Альбурза от страха отнимутся ноги.

Я на Дария шел, чтоб он дань приносил,—

И лишился сей дерзостный всех своих сил.

Я на Кейда пошел, — и обычной сноровкой

Я поверг его в прах и уловкою ловкой.

С Фуром начал я бой, и от этой игры

Бурнопламенный Фур тотчас съел камфары.

Мой нахмурился лик, бровь согнулась крутая, —

И отбросил свой лук повелитель Китая.

Смелых русов страшиться? Напрасен их спор:

Много горных потоков проносится с гор.

От хазарских высот до Китайского моря

Всюду тюрки и, нашей гневливости вторя, —

Хоть не сходны в суждениях наши умы, —

Так же к русам враждебны они, как и мы.

Стрелы тюрков остры. Тьмой их быстрых укусов

Создадим волдыри на ногах мы у русов.

Не напрасно считается делом благим

Лютость яда пресечь лютым ядом другим.

От несытого волка лисица, мы знаем,

Ухитрилась собачьим избавиться лаем.

Двое серых волков близ поселка, в лесу,

Уж почти догоняли большую лису.

А в селеньях, — об этом поведает всякий —

И лисиц и волков ненавидят собаки.