Искандер-наме - [10]

Кто в одежде печали готовится к бою?

Только синий кафтан под кольчугой иною.

Речь прекрасная, помню, была мне слышна, —

Кто-то мудрый сказал: «Смерть на людях красна».

Смерть убьет одного, а заплачет весь город.

Разорвет на себе он в отчаянье ворот.

А весь город умрет где-то там вдалеке, —

И никто не заплачет в глубокой тоске.

Столько мертвых простерлось на горестном лоне,

Что пред страшной преградою пятились кони.

И на Тигре кровавом, как желтый цветок,

Отраженного солнца качался челнок.

Но румийские копья в сраженье сверкали

Горячей, чем заката багряные дали.

Меч иранский, сражаясь, так жарко сверкал,

Что согрел сердцевину насупленных скал.

Так враги развернули меж грома и гула

Судный день на прекрасной равнине Мосула!

Рассыпались отряды иранцев, и прах

Всю равнину покрыл. Был один шахиншах.

Позабыло о нем его войско. Упорно

Продолжалась борьба. В поле стало просторно.

Нелюбим был придворными Дарий — и он

Их заботою не был в бою окружен.

И внезапно, мечами ударив с размаху,

Нанесли двое низких ранение шаху.

Наземь Дарий повергся. Его не спасут,

Над смятенной землей Страшный начался суд.

Сотрясая простор, пало дерево Кея.

Тело, корчась, лежало, в крови багровея.

Тело мучилось в горе, в нежданной беде.

Светоч с ветром не в дружбе, — они во вражде.

Поспешили убийцы к царю Искендеру

И сказали: «Мы приняли должную меру.

Мы зажгли наше пламя, не хмурь свою бровь,

Для тебя мы властителя пролили кровь.

Лишь удар нанесли, — и прошло его время.

Он целует теперь твое царское стремя.

На него погляди, больше нет в нем огня,

Омочи его кровью копыта коня.

Мы исполнили все, что тебе обещали,

Ты нам повода также не дай для печали:

Передай в наши руки обещанный клад,

Мы стоим в ожидании щедрых наград».

Искендер, увидав, что два эти злодея

На убийство владыки пошли, не робея,

Что при них и ему безопасности нет, —

Пожалел, что он дал им свой царский обет.

Каждый мощный, узрев, что с ним равный во прахе,

Неизбежно пребудет в печали и в страхе.

И спросил Искендер: «Изнемогший от ран,

Где простерт покровитель народов и стран?»

И злодеи туда привели государя,

Где ударом злодейским повержен был Дарий.

Искендер не увидел, взглянувши вокруг,

Ни толпы царедворцев, ни стражи, ни слуг.

Что пришел шахиншаху конец, — он увидел,

Что во прахе был кейский венец, — он увидел.

Муравьем был великий убит Соломон!

Перед мошкой простерся поверженный слои!

Стал подвластен Бахман змея гибельным чарам.

Мрак над медным раскинулся Исфендиаром.

Феридуна весна и Джемшида цветник

Уничтожены: ветер осенний возник!

Где наследная грамота, род Кей-Кобада!

Лист летит за листом, — нету с бурею слада!

И спешит Искендер, вмиг покинув, седло,

К исполину во прахе и хмурит чело,

И кричит он толпе подбежавших придворных:

«Заточить полководцев, предателей черных,

Нечестивцев, кичливых приспешников зла,

Поразивших венчанного из-за угла!»

И склонился к царю, как склоняются к другу,

Расстегнул он его боевую кольчугу,

Головы его мрак на колен своих свет

Положил, — и такому участью в ответ

Молвил Дарий, открыть своих глаз уж не в силах:

«Встань из крови и праха. Не чувствую в жилах

Животворного пламени. Пробил мой час.

Весь огонь мой иссяк. Мой светильник погас.

Так ударил мне в бок свод небесный недобрый,

Что глубоко вдавил и разбил мои ребра.

О неведомый витязь, свой бок отстрани

От кровавого бока. Ушли мои? дни,

И разодран мой бок наподобие тучи»

Все ж припомни мой меч смертоносный, могучий…

Ты властителя голову трогать не смей

И не смейся: судьба: насмеялась над ней.

Чья рука протянулась, дотронуться смея,

До венца, — до наследья великого Кея?

Береги свою длань. Еще светится день,

Погляди: это — Дарий… не призрак, не тень.

Небосвод мой померк, день мой бледный недолог,

Так набрось на меня ты лазоревый полог.

Не гляди: кипарис распростертый ослаб.

Не взирай на царя, — он бессильней, чем раб.

Не томи состраданьем: я в узах. Я пленный.

Лишь в молитве меня поминай неизменной.

Я — венец всей земли. Смертной муки не множь:

Если я задрожу, — мир повергнется в дрожь.

Уходи! И, заснув, я все связи нарушу.

Праху — тело отдам, небесам — свою душу.

Смерть близка. Не снимай меня с трона, — взревет

Страшной бурей вращающийся небосвод.

Истекает мой день… Уходи! Хоть мгновенье

Одиночества дай… Мне желанно забвенье.

Если вздумал венец мой, себе на беду,

Ты похитить, — помедли! Ведь я отойду.

А когда отрешусь я от мира, — ну что же!

Унесешь мой венец, мою голову — тоже».

Искендер застонал: «О великий! О шах!

Близ тебя — Искендер. Пал зачем ты во прах?

Почему к твоему я припал изголовью

И забрызган твой лик твоей царскою кровью?

Но к чему эти жалобы? Все свершено!

Что стенанье? Тебе не поможет оно!

Если б к звездам поднялся челом ты венчанным,

Я служеньем служил бы тебе неустанным.

Но у моря — ко мне снисходительным будь! —

Я стою в волнах крови, в крови моя грудь.

Если б я заблудился иль было б разбито

На пути роковом Вороного копыто, —

Может статься, твой вздох не терзал бы меня.

И такого не знал бы я страшного дня…

Я клянусь! Я творцу открывал свою душу.

Я сказал, что я смерть на тебя не обрушу.

Но ведь камень внезапный упал на стекло.

Нет ключа от спасенья. Несчастье пришло.

Ведь остался из отпрысков Исфендиара