Ищу Афродиту Н. - [9]

В общем, фотографии и стихи я складываю в большой конверт, который специально покупаю на почте, подкалываю туда же короткую объяснительную записку – в науке это называется «атрибутировать», конверт заклеиваю и убираю в нижнее отделение шкафа, где у меня скопился уже довольно большой архив.

Я примерно представляю себе, что будет дальше. Лет через двадцать, уже без меня, Виктория, разбирая мои бумаги, достанет этот конверт, который, скорее всего, уже пожелтеет, откроет его, перелистает без особого любопытства, может быть, даже подумает, что была здесь какая-то давняя маленькая интрижка, усмехнется, наверное: дескать, отец тоже, оказывается, был молодым, и конверт, вероятно, будет лежать еще сколько-то времени. А потом незаметно исчезнет при переезде.

И все, уже – никогда, никогда…

Мне как-то нехорошо в этот день. Я ощущаю тяжесть в груди, чего со мною, как правило, не бывает. Спать я ложусь поэтому немного раньше обычного, и мне приходится выпить снотворное, чтобы оглушить себя спасительной тупой чернотой…

* * *

Однако этим история еще не заканчивается. Примерно через месяц, когда накатывается на город волна первой летней жары, когда обвисают листья на тополях и начинает взлетать от порывов ветра пыль с тротуаров, на одной из тех презентаций, от которых, к несчастью, не всегда получается уклониться, среди стендов, приглушенного гомона и толчеи я вдруг вижу девушку, как отражение, похожую на Олю Савицкую.

В первое мгновение я даже вздрагиваю. Но я не могу ошибаться, я слишком долго и часто вглядывался в ее фотографии. Хотя тут же я замечаю и разницу: девушка тоньше, подвижнее и, вероятно, более жизнерадостная, чем Оля. Правда, кто знает, может быть, Оля именно такой и была? Вся эта разница – только издержки возраста.

Таращусь я на нее самым невежливым образом. Девушка это чувствует и оборачивается ко мне – раз, другой – уже с некоторым недоумением. Далее так глазеть становится неудобно, я подхожу, представляюсь, протягиваю заранее вынутую из кармана визитку. А пока девушка с тем же недоумением ее рассматривает, испрашиваю разрешения поговорить с ней хотя бы пару минут. Предупреждаю, что тема разговора – несколько специфическая, это не уловка, поверьте, ухаживать я не намерен.

– А жаль, – опомнившись, говорит девушка.

Мы садимся за столик, и я показываю, чтобы нам принесли два кофе.

И тут меня ожидает сильнейшее разочарование. Когда кофе приносят, и я, преодолевая неловкость, вероятно, немного путано, сбиваясь и отклоняясь от сути, рассказываю, в чем дело, выясняется, что к Оле Савицкой девушка никакого отношения не имеет. Она ей не дочь, каковое безумное подозрение у меня вдруг мелькнуло, не родственница, не седьмая вода, даже близко ничего не находится. В общем, пустой номер, промашка, случайное сходство, усиленное, возможно, моим пылким воображением. Правда, зовут ее тоже – Оля. Оля, Оленька, можете называть так, если хотите. И совпадение это, впрочем не слишком странное, почему-то успокаивает меня и возвращает к реальности.

Мы разговариваем еще некоторое время. Оленька рассказывает, что только в прошлом году закончила отделение информатики какого-то нового института, почти сразу же устроилась во вполне приличную фирму и уже несколько месяцев работает там веб-дизайнером. То есть, оформляет внешний вид сайтов. Работа ей нравится, но, разумеется, останавливаться на этом уровне она не намерена. С осени она будет ходить на курсы по компьютерной графике, а потом, вероятно, попробует свои силы в рисунке и анимации. В общем, планы у нее обширные. Я на всякий случай интересуюсь – не писала ли она стихов, и Оленька отвечает, что действительно несколько лет назад, представьте, пыталась, но потом бросила это дело и больше не возвращалась. Прошло как-то само собой. Не было, видимо, чего-то такого, что заставляло бы упорно склоняться к бумаге.

– Стихи надо писать либо очень хорошие, либо вообще не писать, – говорит она строгим голосом.

На это мне возразить нечего. Я прощаюсь и еще раз приношу извинения за то, что ее задержал.

– Ну, что вы. Мне было очень интересно, – вежливо говорит Оленька.

Она медлит, но ни адреса, ни телефона я у нее не спрашиваю. Зачем это мне? Ведь ясно, что больше мы никогда не встретимся.

Я лишь провожаю ее взглядом.

Стена в холле стеклянная, отсюда хорошо видна площадь, где расположена станция метрополитена. Я слежу, как Оленька идет по проспекту, перекинув сумочку через плечо. Вот на перекрестке она замедляет шаги, оглядывается, над ней – белая новенькая табличка «Улица Достоевского».

И в это мгновение со мной что-то случается.

Я, конечно, не верю ни в какие астралы, реинкарнации, ни в какое переселение душ. Все это, по-моему, полная чепуха; все уйдет, от нас не останется ничего. Но сейчас мне кажется, что произошло небольшое чудо. Это – та же Оля Савицкая, только она и в самом деле родилась заново. Она снова пришла в этот мир, в этот город, живет другой жизнью, где, наверное, будет счастлива. Это ей – воздаяние. Это ей – за все прошлые мучения и неудачи. Теперь она будет счастлива. Я желаю ей этого всей силой вдруг похолодевшего сердца. Я действительно желаю ей этого. И вот, что самое удивительное. Я даже немного верю, что именно так и будет.