Ирландский прищур - [5]
Я говорила, что Финнула рыжая? Я снова обзавидовалась и зауважала ее – скрыть чувства, поверьте, мне удалось с трудом, – а она стояла, откинув свои красивые, мягкие рыжие волосы назад, с раздувшимися ноздрями, ухмылкой на губах; все предприятие настолько захватило ее, что, казалось, стоит мне отвернуться, и она тут же снова накинется на Рыжего Эдди. Она явно не соображала, где она и что я ей говорю.
Тебе надо за своим носом следить, Финнула. Если что-либо подобное произойдет еще раз, последствия будут ой да ну, я тебя уверяю.
Очухалась Финнула тогда или нет, но она знала: меня ей бояться нечего, хотя, насколько мне известно, больше такие всплески юного женского темперамента у нее не повторялись, а если и повторялись, то в иных обстоятельствах. А разве это не стало днем моего собственного пробуждения? Стало. И когда, в конце концов, наступила ночь, лежа в своей узкой постели и вдыхая запах изумительно чистого белья, я упорно возвращалась мыслями к Финнуле, этой пампушке, храбро откликнувшейся на зов своих чувств, которые здесь в темноте овладели и мной, пока сон не снизошел на нас с Финнулой, лежавшей в пяти койках от меня и уже вполне оправившейся от чувственной лихорадки, сотрясавшей ее всего лишь несколько часов назад.
В ту ночь я наслаждалась темнотой больше, чем когда-либо, чувствуя, как то, что Финнула ощутила в глубине своего «я», теперь поднимается и во мне, – несмотря на мою жалкую фигуру, невзрачное лицо и какие-то бесцветные волосы, – и остановить это уже было нельзя, и когда-нибудь оно так же мощно, как сегодня на Финнулу, накатит и на меня. Прежде, чем заснуть, я успела выругать себя за то, что помешала Финнуле резвиться на кухонном полу, а затем выкинула все это из головы, понимая, что за первым поцелуем Финнулы, если только он был первым, последует целая жизнь, полная поцелуев. Так же как и у меня.
Как я уже говорила, я всегда больше всего любила ночь, всегда ею наслаждалась, хотя днями не было в «Святой Марте» девочки энергичнее и активнее меня. И завершающий штрих, способный исправить первоначальное впечатление, которое могло у вас создаться о «Святой Марте»: позвольте добавить, что, если кому-нибудь из девочек и случалось проснуться в страхе и от ночного кошмара вскочить в одной из аккуратно расставленных рядами коек, это были кошмары, о которых только ирландская девочка-подкидыш может рассказать дрожащим голоском в темноте, засыпая в объятиях старшей подруги или самой Сироткиной Мамы. Так чего же боялись наши девчонки? Старух с длинными волосами, завязанными пучком. Горбунов. Летучих мышей. Настоящего ирландского кошмара без летучих мышей не бывает. Конечно, бывали и спокойные ночи, когда сон нарушали только вздохи или всхлипы да тихая колыбельная женщины из темного угла нашей спальни. Сироткиной Мамы. Она приходила к нам в ночной сорочке, скрестив на груди руки, и пела нам.
Я рассказываю не жизнь Дервлы О'Шэн-нон, подкидыша. Жизнь подкидыша не так уж интересна. Вот любовь – другое дело. И я расскажу вам о любви. О моей первой любви. Моей единственной любви, что бы там ни говорили другие.
Тедди. Тедди. Тедди, любовь моя.
Я, мам! Я, мам! Я! Я! Я!
Этот хор, этот единый порыв желания и одобрения стал ответом на объявление, сделанное Сироткиной Мамой за воскресным чаем, которого мы ждали всю неделю. Лето шло к концу, за ржавыми воротами опускался слабый туман, а на тарелках было такое количество печенья, пирожных и бутербродов, что мы едва их поднимали, чтобы передать дальше по столу. Настроение у нас было превосходное, мы смеялись и пихали друг друга, пытаясь разговаривать с набитыми ртами. Финнула Мал-лой, уже ставшая моей лучшей подругой, была настолько полна собой и теплым туманным летом, что прямо-таки из кожи вон лезла: прелестное создание поминутно откидывало назад свои светло-рыжие волосы, выпячивало грудь, играло огромными яркими глазами, стремясь привлечь внимание присутствующих, хотя ни мужчин, ни мальчиков среди нас не было. И вот Сироткина Мама встала и постучала ложечкой о чашку. Мы тут же замолчали, но при этом буквально ерзали от любопытства – ведь в подобных случаях Сироткина Мама обычно сообщала нам что-нибудь приятное. А в это воскресенье действительность даже превзошла наши ожидания.
Ну, девочки, вы даже себе представить не можете, что вас ожидает! Я не поверила глазам своим, когда по почте пришло письмо, и спросила себя, с чего это майор Минфорд вдруг написал именно мне. О, вы не поверите написанному, как не могла поверить и я, хотя изложено все вежливо и, я бы даже сказала, робко, если учесть статус майора Минфорда и его обязанности, о чем в Каррикфергусе все знают, и я уверена, вы тоже, девочки. Орденоносец, солдат и директор «Дома солдат-ветеранов». Подумать только! И чего же такой человек может хотеть от меня и, самое главное, от вас? Так вот! Он хочет знать, не желал бы кто-нибудь из моих воспитанниц – он имеет в виду, вас, девочки, – периодически навещать «Дом солдат-ветеранов», скажем, раз в две недели, чтобы разнообразить жизнь старых солдат с помощью, скажем, игр, пения, драматических постановок и тому подобного. Что вы об этом думаете, девочки?
Незауряден тот, кто приютил лягушку! Да-да, у главного героя изысканной и филигранной сказки выдающегося американского постмодерниста XX века Джона Хоукса в животе поселилась лягушка по имени Арман — не метафора, не аллегория и не символ. Совершенно реальное и живое земноводное, обладающее к тому же ненасытным любопытством, прескверным характером и незаурядным сексуальным аппетитом.Маленький шедевр современной литературы — роман Джона Хоукса «Лягух» — впервые на русском языке.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.
Эндрю живет в небольшой квартире в Лондоне и работает в муниципалитете, в отделе регистрации смертей. Мало того что работа специфическая, Эндрю еще приходится изо дня в день поддерживать среди коллег миф о своей якобы успешной жизни. При приеме на работу он, не расслышав вопроса, ответил «да» вместо «нет», когда его спросили, женат ли он. С годами Эндрю создал целый вымышленный мир, где у него есть особняк, любимая жена и двое детей. Ситуация осложняется, когда в отдел Эндрю приходит новая сотрудница Пегги.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..
Первый том настоящего собрания сочинений посвящен раннему периоду творчества писателя. В него вошло произведение, написанное в технике импрессионистского романа, — «Зеленая палочка», а также комедийная повесть «Сипович».