Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [12]

В 1882 г. Попов также писал о бедности северного духовенства, которое вынуждено было большую часть времени тратить на промыслы рыбы и птицы. Иные священники приторговывать хлебом и табаком, другими необходимыми товарами. Это находилось в вопиющем противоречии с возлагаемой на духовное лицо миссией, менее всего связанной с мирскими устремлениями. Особенно если вспомнить оценку народным сознанием людей торгующих. Поистине грустное впечатление производит описание состояния причта в с. Криволукском – священник пьет, псаломщик бедный и многодетный, а его дети даже и не учились нигде. Примерно такую же картину застает Попов и в с. Ваховском.

В документах, созданных Поповым в последние годы жизни, а это уже 80-е гг. XIX столетия, связанных с впечатлениями от общения с «инородцами», быть может под влиянием перемен, переживаемых российским обществом, важное место занимает мотив социальной помощи. Каков был путь инкорпорации новых, весьма и весьма отличных от традиционного мировоззрения истин, поведенческих установок, иерархии ценностей, в сознание и повседневную жизнь кочевников? Наконец-то более полуторастолетний опыт активной христианизации на Севере начинает подводить духовенство к пониманию того кардинального различия в мировосприятии, которое разделяло миссионера-христианина и язычника. В жизни дистанция между язычником и его богами была короткой, а связь практичной и реальной. Даже картина мира в языческом мировоззрении представляла собой некое взаимоотображение реальности и ирреальности. Возможно ли было в одночасье заменить ирреально-реального помощника и спутника бесплотным и абстрактным понятием, крестиком, иконкой или рубашкой? Насколько реально доступны были пониманию северных охотников и оленеводов фундаментальные положения христианского вероучения, изложенные в Символе веры, если, например, основу их пищевого рациона составлял не хлеб, а мясо и рыба?[32] Всё это отнюдь не праздные вопросы.

Говоря об успехе или неуспехе укоренения христианства среди народов Севера, можно сказать, что точки зрения современников и исследователей наших дней может показаться, что они ничтожны или ничтожно малы. Приводится множество факторов, объясняющих, почему получилось так, что христианство среди тундровых жителей занимает очень скромное место, несмотря на огромные финансовые затраты государства. А то обстоятельство, что в последние годы наблюдается возврат к традиционным верованиям под лозунгом возрождения национальной культуры, самосознания, лишний раз свидетельствует о неглубоких корнях новой для северных номадов религии. Но все-таки необходимо отдавать отчет в том, что в XVIII – начале XX в. было только положено начало проповеди! История не знает ни одного примера, быть может, кроме новозаветных, когда миссионерские усилия приводили бы к массовым и мгновенным озарениям целых народов. История христианства скорее свидетельствует об обратном – идеи братской любви, самопожертвования и нестяжания земных благ с большим трудом укоренялись в сознании язычников. И лишь спустя столетия, и отнюдь не в первозданном виде, они находили приют в общественном сознании, культуре. Вот, например, что писал по этому поводу известный историк церкви А.В. Карташев: «Душе язычника свойственно было странное, на наш взгляд, совмещение или точнее подлепоставление нескольких вер... Молитва в христианском храме не успокаивала пугливой мысли русского новокрещена, и он спешил помолиться в овин, в хлебное поле, в роще и к воде, чтобы не обидеть исконных покровителей его обыденной жизни, и приносил обычные жертвы на болотах и у колодцев». Временем такого «чистого и сознательного двоеверия» исследователь считает ХI-ХIII вв., а позднее двоеверие становится «бессознательным» и продолжается до сих пор[33].

Закон, написанный в сердце (Н.М. Чукмалдин и староверие)

Герою нашего повествования – Н.М. Чукмалдину – повезло больше других тюменских исторических персонажей. Вниманием краеведов обойден он не был, в последние годы и ученая братия подтянулась к изучению литературно-публицистического наследства земляка. Во многом благодаря критическому разуму, беспокойному нраву и титаническим усилиям Ю.Л. Мандрики хрестоматийный образ Николая Мартемьяновича, уже почти превратившегося в краеведческую иконку, значительно дополнился и обогатился. Наши современники получили возможность непосредственного знакомства с литературным наследством Н.М. Чукмалдина[34].

Очередная юбилейная дата оказалась не менее плодотворной. В преддверии юбилея состоялась научно-практическая конференция имени Чукмалдина[35]. Год 2011-й ознаменовался выходом в свет чукмалдинской публицистики. В одном томе были собраны публикации Николая Мартемьяновича в периодических изданиях 80-90-х гг. XIX в.[36] Обнаружена и опубликована частная переписка Н.М. Чукмалдина с С.Ф. Шараповым – известным издателем, журналистом, общественным деятелем рубежа XIX – XX вв.[37].

Но, как верно заметил Ю.Л. Мандрика в предисловии к письмам из Москвы и как указал немного ранее[38], новые документы породили множество новых вопросов, содержание воспоминаний требует очень осторожного и критического отношения, требуется и более тщательное изучение биографии знаменитого земляка. Таким образом, вместе с новым знанием еще более обогатились представления о нашем незнании.