Ипостаси духа: опыт заурядных биографий - [14]
Сюжет, который заставляет сомневаться, связан с детскими впечатлениями от пребывания на молениях филипповской общины деревни Кулаковой[49]. Искажения здесь явственные. Дело заключается в том, что филипповцы, одно из радикальных течений в беспоповском согласии. Именно филипповцы были зачинщиками и участниками большинства гарей, которые знает история староверия. Они очень строго относились и относятся до сих пор к соблюдению чистоты веры, без лишней надобности не общаются с представителями других конфессий, среди них наиболее сильны были эсхатологические настроения. Поэтому присутствие никониан на молении, куда даже и не все их единоверцы допускались, это нонсенс!
Не стоит доверять стыдливым оговоркам, что Николай с отцом во время моления оставались «назади», поскольку были «мирскими», и якобы не принимали участия в молении (т.е. не пели вместе со всеми, не совершали поклонов, не произносили вслух молитв и пр.)[50]. У староверов-филипповцев было особое отношение к браку. Согласно их представлениям (общим для всех беспоповцев) истинная благодать покинула землю во времена никоновских новин, а значит, прекратило существование и истинное священство, без которого заключение легитимного брака было невозможно. Первоначально (XVII в.) все беспоповцы были едины в этом решении. Но постепенно жизнь брала свое. По мнению И. Коровушкиной, «проблема браков стала для беспоповцев особенно актуальной в условиях урбанизации старообрядческих общин во второй половине XVIII в., в контексте меняющихся этических установок и влияния светской культуры. Судя по стремительному росту городских общин беспоповцев в первой половине XIX в., учение и практика этих религиозных групп привлекали новых последователей, в том числе (и особенно) женщин»[51]. Эсхатологические ожидания не оправдались, и единое беспоповское согласие разделилось ещё в первой половине XVIII в. на течения, одни из которых принимали брачное житие (поморцы), а другие не принимали с разной степенью категоричности (т.н. «старопоморцы» – федосеевцы и филипповцы). Требование строгого безбрачия соблюдать было невозможно, поэтому общины «старопоморцев» разделялись внутри: те, кто вел семейную жизнь, не могли принимать активное участие в богослужении, они могли лишь присутствовать только в качестве наблюдателей (или слушателей), могли молиться только внутренне. В число молящихся они могли быть допущены только после того, как прекращали семейную жизнь (в силу возраста, изменения семейного положения (овдовение) либо принятия сознательного решения). Например, у федосеевцев, супругам, которые поступали в общину, уже находясь в браке (т.н. староженам), предписывалось иметь раздельные постели и делить своё жилище с родственниками, работниками и жильцами, принадлежащими одной конфессии. Что же касается молодых членов общины, рождённых и крещённых в ней, то для них единственным выбором был пожизненный целибат. В случае вступления в брак они автоматически отлучались от таинств и социальной поддержки общины. Более того, они не могли совместно питаться с родителями и даже детьми, если последние были крещены[52].
По-видимому, Мартемьян Потапович Чукмалдин относился именно к первой категории верующих и в этом случае должен был принадлежать к филипповскому согласию. В противном случае он просто был бы не допущен в моленную и на моление. В этом мнении нас укрепляет и то обстоятельство, что, будучи уже вне пределов своей малой родины, Николай Мартемьянович поддерживал плотные связи с лидерами местных именно филипповских общин – А.С. Лазаревым (Скрыпой) и В.И. Макаровым. Почему-то они для него были важны!
След, который оставило старообрядчество в судьбе Чукмалдина, в достаточной мере не выяснен, но, несомненно, глубок. Чукмалдинский биограф начала XX в. П.М. Головачев, который, очевидно, имел возможность работать с архивом купца[53], писал, что «весь духовный строй семьи Ч. сложился под непосредственным влиянием той атмосферы старообрядчества, которым была пропитана вся духовная жизнь Кулаковой. ...В зрелом возрасте и преклонных летах Н.М. Чукмалдин всегда интересовался миром старообрядчества, был в сношениях со многими представителями этого мира»[54].
Имя Николая Мартемьяновича Чукмалдина тесно связано с историей Тюменского областного краеведческого музея и его книжного собрания, имеющего в своем распоряжении экземпляры редчайших изданий Ш. Фиоля, Ф. Скорины, И. Федорова, Московского печатного двора XVI–XVII вв.
Факт покупки у И.Я. Словцова естественно-исторической коллекции и передачи ее в музей Александровского реального училища общеизвестен и хрестоматиен. Хотя, как показали недавние исследования Ю.Л. Мандрики, С.Н. Кубочкина, В.А. Чупина, хрестоматийный факт покоится на некоторых мифических основаниях. Во всяком случае, стало известно, что незадолго до смерти мецената еще велись переговоры об условиях передачи коллекций
