Иосиф Бродский: Американский дневник - [11]
Тринадцать лет работал Бродский над этим произведением, что, безусловно, свидетельствует о том, какое важное значение он ему придавал, а также о том, что форма и содержание стихотворения были тщательно обдуманы автором.
При анализе "Литовского ноктюрна" мы будем обращаться к стихам и прозе поэта, а также к статье Томаса Венцлова[40], посвященной этому стихотворению и опубликованной в Америке через несколько лет после смерти Бродского. К сожалению, комментарии в статье Венцлова в большей степени направлены на анализ лексики и практически не затрагивают проблематику "Литовского ноктюрна", по крайней мере, в том направлении, в котором предполагается проводить разбор в данной работе, поэтому при обсуждении этой темы нам придется большую часть времени работать со стихотворным текстом.
"Литовский ноктюрн" (ноктюрн — небольшое лирическое музыкальное произведение; образовано от франц. nocturne "ночной") написан как обращение-монолог, как продолжение разговора (возможно, разговоров), который, вероятно, был начат в прошлом, но не закончен. Намек на него присутствует в метафорических образах первой строфы стихотворения. Тот факт, что на протяжении тринадцати лет поэт вновь и вновь возвращался в своих мыслях к тому далекому разговору, свидетельствует о том, что тема, затронутая в нем, имела для него принципиальное значение.
Использованная автором экспрессивная лексика ("взбаламутивший", "рвется", "ругань с расквашенных губ", "пощечина ливня") в силу заложенного в ней заряда негативных эмоций не может соотноситься исключительно с природными явлениями: природное явление — процесс неизбежный и, как правило, не вызывает бурной реакции со стороны человека.
Как противопоставление предельной степени эмоциональной (а судя по тому, какое важное значение имел этот разговор для автора, и интеллектуальной) насыщенности разговора звучит "заурядное до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до", извлекаемое из каменных труб рвущимся вглубь "холодной державы" ветром. В усредненно-пренебрежительном ракурсе ("не-царевны-не-жабы") дается и описание окружающей поэта действительности. Возникающее в окне "подобье лица" как напоминание о возникших разногласиях "растекается в черном стекле как пощечина ливня".
Согласно сведениям, которые приводятся в сборнике интервью "Бродский глазами своих современников"[41], до того как в 1977 году Томас Венцлова переехал в США, "он жил в Литве, Москве и Ленинграде". "Литовский ноктюрн" был начат в 1971 году, поэтому вполне естественно предположить, что "дом", куда "поспешает" автор, место географически определенное, а не абстрактное. Это обстоятельство представляется чрезвычайно важным в контексте анализа стихотворения.
Появляясь перед собеседником в виде призрака, поэт предчувствует, что этот визит не из приятных, поэтому он заранее извиняется "за вторженье" и просит рассматривать свой приход как нечто обычное — как "возвращенье цитаты" ("Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма") в ряды "Манифеста Коммунистической партии": Извини за вторженье.
Чем можно объяснить уверенность автора в том, что его посещение не обрадует хозяина? Обычно приход друга не требует многочисленных извинений, тем более что событие это происходит исключительно в воображении поэта. Даже если допустить, что реакция собеседника могла быть вызвана страхом перед призраками, остается неясным, почему тот "ломал в руке картуз". Согласно словарю жестов, это движение является выражением "смущения, робости, неловкости"[42], но не испуга. Таким образом, предположение о возникших в прошлом разногласиях между друзьями представляется весьма вероятным.
Крик петуха на рассвете, вместе с которым исчезают призраки, ассоциируется у автора с командой "пли", которую обычно отдают при стрельбе. К тому же глагол "грянуть" не употребляется для характеристики петушиного крика, зато является лексическим партнером существительного "выстрел": грянул выстрел. Если в отношении призраков военная терминология выглядит безобидно, то в рассказе о встрече двух друзей ее использование указывает на существующие противоречия.
Четвертая строфа стихотворения заканчивается описанием полета:
Извини, что без спросу. Не пяться от страха в чулан: то, кордонов за счет, расширяет свой радиус бренность.
Мстя, как камень колодцу кольцом грязевым, над балтийской волной я жужжу, точно тот моноплан точно Дариус и Гиренас, но не так уязвим.
