Иосиф - [61]

– Палыч! Да кажу… Тра-ля-ля-ля, – дядя Коля часто прибегал к матерщине на хохлячий манер. – Да подладь ты мне косу!

Однажды вот так пришел с косой. Отец рассказывал, как это было в первый раз, когда он обратился:

– Пришел, ага! Он её такую тупую, такую тупую принёс! Страсть! Как он толькя косил? Ума не приложу! Как у него пупок не вылезал? Это ж какую силищу надо иметь, чтоб рвать косой, а не косить! Я её подладил, полотно закрепил, – болталась, как седло на козе! Сашок отбил, а я её подвел ещё. Пойдем, попробуй, говорю. И мы с Сашком вышли за ворота, за Колей. И прям за дорогой Коля взял косу, поплевал в обе ладони, ну, чтоб сразу рвануть, ага, поплевал, да ка-ак махнеть! Хорошо, что сам вёрткий был – не упал. Целый круг выкосил и ошалел. Ещё раз махнул – та жа картина.

– Да кажу… тра-ля-ля-ля-ля! Это чё такое, Палыч? – спрашиваить.

– Коса, – говорю ему, – Коль.

– Да какая это коса? Это же – бритва!

– Так, – говорю ему, – коса должна брить, а не рвать!

Ох, уж в этот день он травы накосил, как никогда! Подведёт лишь жалу, да и косить. Косить и хохочить, косить и хохочить! Ну, смешной, до упаду!

Дядя Коля любил ещё выпить. И опять отец рассказывал.

– Вот косим: он свою сторону от дороги, я свою. Чую, замугутилси мой Миколай, это туда уж к обеду, когда силушки уж не те да и трава сухая становится. Свистить, моргаить, и всяческие знаки подаёть – понятно какие. Ага! Оглядываимси, нет ли наших миньцанеров, ага, нету, идем. И такие местечки выбирал! Прям загляденья! Где-нибудь под яблонькой или в вышинках, под грушенкой, может. Смотришь, бутылка, два стаканчика и закуска. Ну, прям – чин-чинарём! И ты понимаешь, Паша, как выходило? То-олько мы с Колей присядем, лбы потные вытрим, только по стаканчику нальём, ещё и не крякнем:

– Эх! Туды вас, растуды! – миньцанеры наши – Нина с Леной преподобные! – У вас чаво, хат нету, по кустам шляитись! А?! – Скольки раз прихватывали!

Как сватовство происходило, я не видел, но зная всех героев, могу описать его с точностью до решающего восклицания красавицы – ЛУНЫ полной! У Головановых хата – пятистенок, чуть больше нашего. И как заходишь к ним, направо стояла кровать хозяев, прямо – стол обеденный под иконой Спас Нерукотворный, налево – печка русская, за ней горница, она же и комната детская, в дверном проёме завешенная цветастой занавеской.

И вот какая история разыгралась в тот летний вечер в доме соседей наших. Дядя Коля в синей, непомерно большой майке с непомерно длинными лямками, в застиранных до желтизны подштанниках, лежал уж на кровати, подтянув к подбородку ватное одеяло в цветастом пододеяльнике. Может, он бы и уснул, да жена его Елена сидела за столом и подписывала конверт с весточкой к старшей дочери Нине. Лежал, моргал, смотрел на бабочку, которая вилась вокруг яркой лампочки у потолка и думал:

– И как она суда залетела? Глупая!

За плотной занавеской в детской комнате приглушенно гудели и взвизгивали. Вся семья была в сборе, и все готовилась ко сну. С улицы долетел гул машины, и скоро он стих. На дворе залаял пес Букет. Букет был здоровый и злой, и попусту он не брехал, не бросал свой брёх на ветер!

– Кажу – тра-ля-ля-ля-ля!.. Лёнка, выключай лампочку, а то все лезуть на свет! – резко высказался Николай Иваныч и ещё выше, до глаз натянул ватное одеяло.

– Да это ктой-то подъехал к нам.

Не успела тётя Лена как следует наслюнявить конверт, как этот «ктой-то» уже настойчиво постучал в двери со двора. Катюра, Любашка и Сашка выскочили из своей комнаты. Сашка бросился в чулан двери открывать.

– Глянь! Ды кто жа там такой? И на машине?

Первым с радостным криком вбежал друг мой Сашка.

– Сундук! Сундук идеть!

– Ой?! – В полуобморочном состоянии Катюра возвела руки и скрылась за занавеской.

В хату во главе с Ниной Димитриевной ввалилась странная кучечка людей. На отца нашего тяжко смотреть было! Он так не любил подобные мероприятия – ужас! И уже сто раз себя проклял, что согласился н а этот поход. Мать, хорошо зная отца, вручила ему красную авоську с колбасой и водкой и слегка подталкивала его, чтобы тот не сбежал. С таким добром-то не сбежит! А Сундук, поочерёдно выставляя востроносые штиблеты и распространяя на окружающих одурманивающий запах не менее как полфлакона вылитого на себя одеколона «ШИПР», лыбился так, будто всё уже сладилось и крайне успешно.

– А мы по объявлению! – возвестила Нина Димитриевна!

– Какому объявлению? – осторожно спросила хозяйка.

– Так вон там у вас на воротах висить!

– Какая у нас объявления висить на воротах? И хто её повесил? Ленка? Катюра? Вы какую объявлению вешали, а? – Николай Иваныч всё ещё лежал в кровати, но оживился. Надо полагать оттого, что друга своего увидел – Иосифа Палыча. Но увидел-то он физиономию соседа, а не то, ЧТО держал сосед! Разом вскочил бы!

– Ды там так корява написана, но мы всё жа прочитали! Вроде у вас тёлочка продаётся!

– Какая у нас тёлка, Ленка?! – полную неосведомлённость проявил хозяин, – У нас жа бык, бычок, так мы яво не продаём. Мы яво по осени резать будим!

– Ваш бычок нам не нужон! И он вам скоро можа и пригодится! А у нас – свой! – мать вытолкнула на серёдку хаты сверкающего и самодовольного Сашку Сундука. – У нас бычок всем бычкам бычок! Он аж от рябого быка! И уж подрос и бунеть стал! Флакон адикалону налил на себя и требуить к сабе тёлочку! Фу! А мы едим, глядим, а у вас как раз объявления! Продаётся тёлочка и в самом соку и расхорошая, хорошая и хорошего заводу! Мы хыть и сляпыи, а прочитали всё жа и без очков – чё и как! Вот и завернули к вам!