Иосиф - [49]

– Да вы что? – только шлём снял и с мотоцикла орёть Борис. – С ума посходили? Чего к деду Ляксашке лезете? Чего, – дескать, – он вам плохого сотворил? Мать, ты куда палкой тыкаешь?! – кричить. Дескать, – в тюрьму захотела? Всех посажу! Но он их так стращщаить, чтоб остановить! Родную матрю он жа не посодить! Да…

И смех, и грех!

Он жа пока не знает, ЧТО произошло.

Как рассказывають, если бы не он, они бы, бабы, Катерину прибили. В хату, сказывають, уже полезли, цапок сбили! Пока Фоломеев люльку отстегнул, пока шлем туда положил, пока тоси и боси, они уж Катьку энту за волосы схватили, поволокли на улицу. Да-а! Что вы? Дело было сурьёзное! Бабка Шурка с цапальником, говорять, в первых рядах заправляла!

И вышло так, что Борис Катерину спас от самосуда. –Прибили бы?!

– Трудно сказать, Вова! За такое дело в старину разорвали бы! А нынче, видишь, что твориться? Может быть, не прибили, но покалечили бы! В милицию он её, Борис, в Нехаево и отвёз. И, дескать, сама Катерина в милицию и попросилась, бабьего гнева напужалась. Там она, говорять, всё, как было, рассказала. Как рожала, как сама пуповину перегрызла, как ребёнка сама же завернула и под камень положила. Её вроде спросили, а зачем, дескать, ты это сделала? Дура? А она:

– А на зло Райкину! Дескать, он её в Воронеж обещал увезти, а обманул. Они жа сами воронежские. Райкины! А в Воронеж тоже откуда-то прикатили. В общем, перекати-поле!

– Сидит Катерина? – спрашивает брат.

– Да ты знаешь, Володя, она сама оттуда уходить не хочет!

– Как?!

– Так я жа табе и говорю, на Маркины боится возвращаться. Боится, как бы её там не прибили. Но её-то отпустили. Она же несовершеннолетняя. Отпустили, и она там у каких-то дальних родственников ждёт суда!

– А Аркашка, Аркашка? – негодовал я. – Он-то появился или как?

– Аркашка, говорять, ещё раз проскакал, пока всё это ещё у Ляксашки во дворе происходило, проскакал. Но он ехал уже не по Маркиным, а сверху по горе. И как проскакал, так и пропал вообще. С лошадью. Ускакал. Вот уж неделю скачет куда-то. Всадник без головы! Видал такое кино, Пашка? Тот действительно скакал без головы, а Аркашка?.. Да! И ни слуху от него, и ни духу! И где он? Чаво он?

– Трус! Но его же судить надо! – взволнованно воскликнул брат.

– А за что судить? Если бы он её силком взял и она сразу заявила бы об этом, то – да! Его бы упекли за решетку. А тут?

– Но вот я его не помню, не помню! Паш, какой он?! Я не помню его внешне! – всё больше и больше распалялся брат. – Какой трус! Разве так можно?

– Да, Вова. Вот такая история произошла в нашем хуторе. Как говорять умные люди – из ряда… – дядя Сергей сделал паузу, видно, вспоминал, из какого ряда. – Из ряда ВООБЩЕ выходящая. Из ряда вообще выходящая! –повторил, взмахнув рукой, утвердился. – Правильно, Пашка?

– Правильно! – мне даже понравилось это определение.

– Там как-то не так, но ты, Пашка, сам не знаешь, – дядя Сергей разжаловал меня и опять посмотрел, как на рядового бездарного артиста.

– Да знаю я! – возмутился я. – Из ряда ВОН выходящая! – заорал…

– А-а, да-да! ВОН! Но неважно!.. Вот так! Ага – ВОН, ВОН! – дядя Сергей одарил меня скупой улыбкой, мол, походи ещё в заслуженных, громко вздохнул. – История эта ещё, как говорится, не закончилась. Судить-то её ещё будут. И как, что? Всё впереди…

А иде твой поплавок из веника?

– Что?! – поплавок мой из веника зря никогда не нырял, и я резво вскочил.

Где-то в марте следующего года, а год шел восемьдесят второй, к нам в Подмосковье приехала мама. Нина Димитриевна! Мы с женой ждали ребёнка, и мама приехала чем-то да помочь. Чем, мы пока не знали, но мама с этой фразой из письма к нам и ехала – «чем-то вам да подмогну». До родов оставалось около двух месяцев, но мы не знали, кто родится. По приезду мама наша в первый же вечер определила – кто. Она с улыбками, шутками провела беременную под руку, осмотрела её и спросила:

– И каво жа ты ждёшь, Паша?

– Казака! – браво воскликнул я.

– Боюсь, – мама покачала головой, – боюсь, ты заблуждаисси. А ну-ка, дочка, присядь.

Жена Светлана послушно села на пол, куда ей указала мать.

– А таперича встань!

Светлана встала.

– Но девочка, тоже хорошо! – радостно объявила мне мать. – Знаешь, как она будет любить и уважать отца родного?! Не то, что мальчишка!

– Я не понял, мам!

– А чаво непонятного я табе сказала?..

Четвертого мая у нас действительно родилась девочка, и назвали мы её Валерией…

Тогда, в марте, мы сидели на кухне, пили чай, неотравленный, и мама продолжила историю, которую поведал нам с братом на Кулиновском пруду управляющий дядя Серёга.

– О-о, Паша! Сколько же народа было! Видимо-невидимо! Суд-то был показательный, в Нехаево проходил. И нас с Авраамовских к Дому Культуры, где суд шел, целая машина приехала. Набитая полным-полно! С Маркиных все бабки приехали. Но такого жа у нас никогда и не было. Катька та страсть, как боялась, аж тряслась, когда сидела за решеткой!

– Её, что, за решёткой держали?

– Да, Паша! Специальную решётку привозили, и она в ней, как в клетке, как зверь, Паша! Страшно, страшно! Она же, дура, сама дитё ещё! Дитё! А в клетке…

– А ты была на суде?