Ион - [23]

— Вон Тома Булбук и Джеордже!..

Лаура и Херделя сразу перестали петь, им любопытно было посмотреть на жертву вчерашней драки. Г-жа Херделя не хотела терять серьезности по пустякам и одна пропела всю следующую строфу. Однако, когда Тома с сыном остановились у ворот и завязали разговор, любопытство взяло верх, и она сбавила голос, только чуть мурлыкала, прислушиваясь к тому, что говорят кляузники.

Тома мог бы спуститься с горы против своего дома, но он нарочно пошел здесь, чтобы рассказать учителю о происшествии. Распалясь, он стал расхваливать сына и ругать Иона. Потом заставил Джеордже задрать рубаху и показать господам кровоподтек на спине.

— Все костишь, Тома, костишь и бога не боишься, а он все видит и слышит! — закричала Зенобия с противоположной стороны, стоя посреди двора.

Крестьянин, испугавшись горластой Гланеташихи, сразу притих. Ничего ей не ответив, он попрощался с Херделей и торопливо зашагал с понурым видом, а за ним и Джеордже. Зенобия провожала его проклятьями, пока он не скрылся с глаз. Тогда она вышла на улицу и встала у моста.

— И как ему не надоест? Скареда, пропойца, чтоб его в Дунае рыбы сожрали! Хулит мне парня так, словно он его добро загубил, не иначе!

Семья учителя от души посмеялась над злоключением Томы, а сам Херделя сказал, улыбаясь:

— Эх, Зенобия, неужели ты думаешь, что богатых заботят чужие беды?

— А, чтоб им в аду гореть, больно они сердцем круты… Я из сеней услыхала, как он тут лается, стерпеть не могла, право…

Она еще посудачила о том, о сем, потом кинулась домой, вспомнив, что у ней на огне кипит варево, поди все убежало.

— А крепко его, видать, ахнул Ион, — сказал учитель немного погодя.

— Еще бы, когда он его горбылем ударил! — встрепенулась Гиги и хотела опять пересказать все происшествие.

Тут г-жа Херделя запела «Хору Гривицы», умеряя дочерний пыл. Но и эту песню ей не суждено было допеть до конца, потому что вскоре подошел Белчуг с Василе Бачу. Поп был в поле, присматривал за работами на церковном лугу. Ему было жарко, и его мучила страшная жажда. Гиги мигом принесла ему стакан воды.

Заговорили, естественно, о ночной драке, взбудоражившей все село. Священник кипел негодованием.

— Я давно уже слышу, что сын Гланеташу бесчинствует, но все не верил. А теперешний его поступок переполнил всякую меру. Надо наконец найти управу на этих буянов в селе, а то они скоро, пожалуй, начнут людей убивать!..

Все замолчали, поддавшись его возмущению. Только Гиги наивно спросила:

— А если неизвестно, кто из них виноват?

— Как это неизвестно, барышня? — удивился Белчуг. — Вы верите, что и Джеордже виноват?

— Верю, — решительно ответила девушка.

Поп кисло улыбнулся, выказывая десны.

— А я, с вашего разрешения, не верю, — сказал он с легкой насмешкой.

Госпожа Херделя, с неудовольствием заметившая про себя, что Василе Бачу, после всех его непристойностей на гулянье, тут вместе со священником, вступила в разговор, глядя поверх головы Белчуга:

— Ион, уж во всяком случае, приличный парень. Работящий, старательный, услужливый, толковый. Человек же ошибается, на то он и человек. Мы не должны осуждать так легко.

Священник опять кисло усмехнулся и замялся, не найдясь, что ответить.

— Ну-ка и я, темный человек, вмешаюсь! — начал Василе Бачу, утирая рот рукавом рубахи.

Но жена учителя резко оборвала его:

— А тебе нечего вмешиваться, Василе! Мне, слава богу, тоже довелось вчера быть на гулянье, как раз вот вместе с батюшкой, когда ты пришел туда пьяный как свинья и прицепился к Иону ни с того ни с сего! Просто удивляюсь, как батюшка терпит тебя, когда следовало бы от тебя, как от чумы, сторониться!

Василе сглотнул, растерянно посмотрел на Белчуга, потом на жену учителя, потом на барышень, поскреб затылок и пробормотал:

— Что ж… оно пожалуй…

Между тем священник обрел уверенность и сказал с усмешкой, так сердившей г-жу Херделю:

— Разумеется, и Василе не праведник… Ни-ни… Но ведь в пьяном человеке ни образа, ни подобия нет, и ему как-то прощаешь беззакония…

— А разве Ион не был пьяным вчера? — перебила Гиги.

— Не вмешивайся ты, пожалуйста, в разговоры старших! — одернул ее Херделя, который втайне враждовал с попом, но не хотел доводить дело до ссоры, чтобы не подавать дурного примера односельчанам.

— Тем паче, — продолжал Белчуг, не обратив внимания на слова девушки, — что у него были кое-какие основания проучить буяна…

— Так и старается закрутить Ануце голову, думает, я тогда выдам ее за него, — заговорил крестьянин, осмелев.

— А почему бы и не выдать? — сказала жена учителя, вспылив. — Почему? Что тут плохого?

— Ни за что не отдам, пускай хоть тут… — глухо возразил Василе, и глаза его загорелись упрямством.

— Вот видишь, такой вы все глупый народ… Ишь какие упрямые и ненавистники! Значит, если у тебя есть излишек земли, так тебя уж от гордости распирает? Нет чтобы принять в дом парня, знаешь сам, он не размытарит того, что дашь ему, а у тебя только свое добро на уме. Словно ты его в могилу с собой возьмешь… Ну вас всех, и знать вас не хочу!

Госпожа Херделя всегда быстро сердилась. И теперь она чувствовала, что если разговор еще затянется, то дело дойдет до раздора. Поэтому она встала и ушла в комнаты.