Ион - [21]

Но и в Жидовице у него была жена учителя Ланга. Сам учитель был еврей, а его жена — венгерка. Они приехали недавно в венгерскую школу и по-румынски не знали ни бельмеса. Евреи из Жидовицы слишком поздно стали «практиковать» новый патриотизм и так коверкали официальный язык, что даже самые доброжелательные венгры не понимали их. Поэтому супруги Ланг обрадовались знакомству с Титу, — это был единственный человек, с которым они могли поговорить. Муж был пропойца и чуть не все ночи проводил в корчмах Жидовицы или Армадии. Миловидная, кокетливая жена его ужасно скучала. Поговаривали, что у нее были любовные связи в Марамуреше, где она жила до приезда в Жидовицу. Из-за этого она и нравилась Титу, и он мечтал покорить ее. Хотя он вздыхал по Лукреции, он жаждал и страстной любви, но не знал, как покоряют женщин, и боялся оконфузиться перед венгеркой. При всем желании он не смог покорить ни одной девушки в Припасе, хотя на некоторых и заглядывался. Однако он чувствовал, что г-жа Ланг симпатизирует ему, и это побуждало его к настойчивости.

Титу был уже почти у самой Жидовицы. Дорогой ботинки у него запылились, он остановился, обмахнул их грязным носовым платком, который взял с собой для этой цели. Он всегда старался выглядеть чистеньким, в особенности теперь, когда надеялся встретить любимую. Он вынул из кармана зеркальце, попышнее расправил банты галстука, пригладил прическу и попрыскал грудь духами, чтобы не пахнуть потом. Пока охорашивался, он и принял окончательное решение остаться в Жидовице.

Ланги жили в доме резника, на задней половине. Со двора — вход в сени, дальше — слева и справа по комнате. Комната слева более всего интересовала Титу. Там была спальня.

Он постучался в сени. Никто не отозвался. «Чего доброго, ее и дома нет», — подумал Титу, нажав щеколду.

Дверь отворилась. Он осторожно вошел. Сени были темноваты. Дверь из комнаты справа, служившей столовой, гостиной и кабинетом, распахнута настежь. Внутри никого. Он вздрогнул от радости, думая, что застанет одну г-жу Ланг, которая пополудни обычно валялась в постели с любовным романом в руках, томная, как одалиска из панорамы. Он подошел на цыпочках к двери спальни и легонько тукнул. Никакого ответа. «Наверное, спит», — подумал Титу, и в голове его сразу вспыхнул рой надежд и планов; он опять постучал, посильнее.

— Кто там? — отозвался заспанный, хриплый и грубый голос.

— Я, я, — недовольно ответил юноша, узнав голос мужа.

— А, это ты, Титу? Заходи, дружок! — продолжал тот же голос чуть живее.

Огорченный Титу вошел. В один миг разлетелись все его мечтанья — что он застанет любимую в неге сна, воспользуется случаем и осыплет поцелуями ее глаза, губы, чтобы похитить ее грезы, пить ее думы… а может, его ждет и нечто большее.

— Ты один? — спросил он, обводя глазами комнату.

— Один, мой дорогой, — промямлил учитель, зевая. — Жена пошла прогуляться в Армадию, купить что-то… Я так устал, дорогой дружок, ты не можешь себе представить. Нынче ночью мы отчаянно кутили — я, солгабир[12], поп из Рунка, доктор Филипою, учитель Оанча, потом еще кто-то явился к шапочному разбору, я уж и не помню всех. Только в семь утра мы распростились в пивной «Рахова», после того как побывали корчмах в пяти… это было что-то потрясающее!.. Я так спать хочу!..

Слушая его, Титу и вовсе помрачнел. Вот кому досталось такое сокровище, как Розика! Титу презрительно оглядел его. У Ланга были гусарские усы, крупный нос, живые черные глаза, курчавые смоляные волосы. Сейчас лицо у него было до того помятым, что он выглядел лет на десять старше, а ему и тридцати не было. С досады Титу потерял всякую охоту рассказывать ему о драке.

— Тогда я пойду, — сказал он, протягивая руку. — Жаль, что я не застал твою жену… Передай ей поклон от меня!

— Передам всенепременно, — зевая, ответил Ланг. — Слушай-ка, выпьешь коньяку?

— Нет, — угрюмо буркнул Титу, выходя. — Я тороплюсь… Мне еще надо побывать в Армадии…

— Хорошо, дорогой, как хочешь, — проговорил учитель, взял с ночного столика бутылку, отхлебнул из нее, нырнул под одеяло и тут же начал зверски храпеть.

На улице Титу передумал. Зачем утруждать себя, тащиться в Армадию? Раз уж сегодня такое невезение, пожалуй, он не встретит ни г-жу Ланг, ни Лукрецию Драгу. А это омрачит ему душу на целую неделю… Но и домой не хотелось возвращаться. Что же делать, что делать?

Он стоял против коммунальной конторы. Солнце палило так, что и камням не выдержать. Зной томил его. Он быстро поднялся в контору поболтать с письмоводителем Штосселем. Но застал там только практиканта Горнштейна, невзрачного, хилого юнца в очках, который нервно подергивал головой и всегда стоически пытался говорить по-венгерски. «Нет мне удачи, все зря», — подумал Титу, усаживаясь за стол письмоводителя и едва отвечая на приветствие практиканта: почему-то он его терпеть не мог, хотя тот ни в чем не провинился перед ним.

Здесь, по крайней мере, были газеты, можно было почитать, пока не стемнеет и не спадет жара. Газетами он живо интересовался, как, впрочем, и старший Херделя. Домой они ни одну не выписывали, не хватало на это денег. Несколько лет тому назад они выписывали «Газету Трансильвании». Херделя куска недоедал, а внес плату за четверть года и после получал газету круглый год, кидая в печку все повестки, которыми его засыпала администрация, грозившая «в противном случае прекратить высылку газеты». Потом Титу открыл лучший способ: он стал запрашивать пробные абонементы венгерских газет. Неделю-две он получал газету бесплатно: Когда ее переставали высылать, он обращался за пробным абонементом по другому адресу. Таким образом они чуть не год получали газеты за почтовую открытку. Попытав все адреса, они решили повторить все сначала, но их открытки остались без ответа. Пришлось одолжаться газетой у священника Белчуга, который регулярно выплачивал за подписку, лишь бы доказать, что он благонамеренный румын, — некогда ему было читать газетные враки. Наведываясь почти каждый день в Жидовицу, Титу получал за него в конторе газету и оставлял у себя. Письмоводитель выписывал несколько венгерских газет и тоже не читал их, а приберегал для разжига, поэтому Титу не мог уносить их домой и прочитывал в конторе.