Ион - [24]

— Женщины судят очень легко, — сказал Белчуг, задетый ее словами, приняв их на свой счет. — Жизнь все-таки гораздо сложнее. Всяк сам знает свои заботы и справляется с ними, как считает нужным…

Улицей не спеша шел Ион с охапкой свежего сена, вздетой на косу. Увидев его, священник позеленел. Он постарался совладать с собой, но когда парень почтительно поздоровался, его гнев прорвался:

— Стыдись, Ион, что ты вытворяешь! Стыдись!

Ион изумленно остановился и лишь немного погодя спросил:

— Почему же, батюшка?

— Потому что ты испорченный человек, буян и негодяй. Вот кто ты! Ты бы должен подавать пример другим юношам, ты ведь мнишь себя умнее всех, а сам только безобразничаешь… Стыд какой!..

У Иона мигом пропала вся усталость. Кровь бросилась ему в лицо. Он хотел выругаться, но закусил губу и потом пошел своей дорогой, невозмутимо проговорив:

— Хорошо, хорошо… Спокойной ночи!

— Наглец! — прошипел разозленный Белчуг. — Ну погоди, я тебе преподам такой урок, ты у меня долго будешь помнить!

— Ты тоже, батюшка, чересчур суров с ним! — примирительно заметил Херделя.

Однако благодушие учителя еще пуще разъярило попа.

— Зато вы все к нему добрые! Вот он и распоясался!..

Белчуг ушел, кипя, даже не простившись. Заступничество семьи Херделей за Иона он почел за личную обиду. Впрочем, еще с того дня, когда Херделя водворился в селе, он почуял, что тот постарается подорвать и ущемить его авторитет. Много мелких обид проглотил он, только бы не говорили люди, что два румынских «сюртучника» не могут ужиться в одном селе. Но теперь ему все ясно. Теперь они проявили себя во всей красе. Всегда они защищают тех, кого он осуждает. «Если так, ну и пусть, — сказал он себе, шагая с такой торопливостью, что Василе Бачу еле поспевал за ним. — А я своих мнений никому в угоду не изменю».

Бачу пожелал ему спокойной ночи. Тот и не слышал. Злоба снедала его. Придя домой, он уже не думал об Ионе. Он был взъярен на Херделю.

6

Когда ушел Белчуг, учитель проворчал сквозь зубы:

— Смотри, как беленится, все от большого ума, накажи его бог!

Однако потом, размыслив хорошенько, он пожалел, что повздорил с попом: человек он ехидный, может отомстить, когда ты об этом и думать забудешь. Пока еще он пользовался кое-какими услугами Белчуга: то попросит коляску на бал в Армадию, — надо же вывозить дочерей, — то: «Одолжи мне, дружок Ион, два злотых до жалованья», — то еще что… Без людей не проживешь. Открытая ссора разделила бы их стеной… Поэтому он решил попытаться исправить дело… Для начала нужно будет умерить нерасположение супруги к священнику. Потом прикинуться, что он и не помнит старого, и при первой же встрече заговорить с Белчугом. Так хоть видимость дружбы будет соблюдена, поп уже ничего не сможет сделать в открытую, и все обернется к лучшему…

Госпожа Херделя вместе с дочерьми, пока разогревали ужин и накрывали на стол, по косточкам разобрали Белчуга. Обзывали его, смеялись то над его бородой, похожей на помело, то над его засаленным, потертым рединготом, который он, по его собственным словам, не снимал целых семь лет. Наконец, все втроем стали подбирать ему забавное, меткое прозвище.

Учитель слушал их и только неодобрительно качал головой, потом набрался храбрости и сказал:

— Когда женщины вмешиваются в мужской разговор, тогда и сам черт ничего не разберет…

Все три возмущенно набросились на него. Завязался страшный спор, причем Херделя не успевал рта раскрыть… В самый разгар перепалки явился Титу из Жидовицы.

— Что такое, что такое? — спросил он, швырнул шляпу на постель и изнеможенно плюхнулся на стул подле накрытого стола. — Я взмок, как лошадь… Духотища ужасная!

Титу пользовался в кругу семьи особым авторитетом, и, как всегда, его шумливо призвали высказаться по делу Белчуга. Он с большой серьезностью выслушал обе стороны и под конец всем отдал должное:

— Хорошо, что вы ему укоротили хвост, а то он уже наглости набрался. На этот счет нечего и спорить. Но опять-таки нельзя и на ножах быть. Это некрасиво и неприлично. Потом не забудьте, что на бал в октябре вам понадобится попова коляска. Если мы совсем рассоримся, как тогда мы попадем на бал? Или вы, может быть, собираетесь пешком идти? Милое дело, в бальных платьях, в белых туфельках — и пешком!

Титу с торжеством рассмеялся. Одна Гиги не сдавалась.

— Ну и что же? Возьмем коляску у письмоводителя, вот и все!

— А ты уверена, что он нам даст? — решительно возразил Титу. — Да если и даст, не забудь, что она у него вся разбита и без рессор. Над нами просто смеяться будут, если мы потащимся в Армадию в этой колымаге!

Рассудив таким образом, Титу удовлетворил всех, и вскоре спор угас.

После ужина все опять вышли на галерею. Горделивая, холодная луна всходила из-за холма, простирая над селом белую полосу света. Звезды робко мерцали на темно-лиловом небе. Семейное пение возобновилось, сначала несмело, потом все звонче.

Ион Гланеташу, с непокрытой головой, подошел к воротам и встал там послушать, как господа играют песни.

В одну из пауз Лаура, вспомнив о его похождениях, спросила:

— Скажи, Ион, тебе и правда нравится Ануца?

Ион помедлил, смущенно улыбнулся.