Интимные места Фортуны - [25]

На следующий после похода в баню день Берн заносил приказы в книгу учета. В канцелярию зашел командир батальона и грубо потребовал лист бумаги и карандаш. Берн подал, что было приказано, и, вернувшись на свое место, аккуратно закрыл книгу. Не следовало стучать на машинке в присутствии командира и во время докладов. Он смотрел в окно на построение нарядов и караула. Дежурный офицер мистер Созерн и полковой штаб-сержант проводили личный осмотр людей. Закончив осмотр, полковой зашел в канцелярию и отдал честь. Адъютант надел фуражку и вышел из комнаты, полковой последовал за ним. Они были уже в коридорчике у входной двери, когда Берн, глядевший в окно, успел заметить ослепительную вспышку, следом донесся грохот взрыва, и ливень битого стекла хлынул на стол перед ним. Через мгновение улицу заволокло пылью, но Берн успел разглядеть полкового, который уже выскочил за дверь и орал приказы людям, спешившим в укрытие. Девятеро остались лежать на мостовой. Первым порывом Берна было броситься на помощь. Уже перекинув ногу через лавку, на которой сидел, и обернувшись, он успел зафиксировать, словно фотографию, увиденную картину: командир батальона с округлившимися глазами, оскаленными зубами и гримасой непонимания на побледневшем лице невидящим взглядом уставился в пространство, пожилой штаб-сержант с упертыми в пол кончиками пальцев, похожий на идущую обезьяну, и Джонсон, присевший у стены. Рейнольдс неподвижно стоял к ним лицом, замерев, словно прислушиваясь.

— Сиди тихо, — предупредил связист шепотом, но, едва капрал шагнул к двери, Берн последовал за ним.

— Можем мы чем-нибудь помочь? — тихо спросил он.

— Нет, — ответил капрал твердо, — санитары с носилками уже там. Вам не следовало покидать своего места, но теперь уж пойдемте со мной.

Они вышли на улицу, а адъютант и дежурный офицер скользнули мимо них в помещение канцелярии. Снова стало совсем тихо, последнего раненого унесли санитары. Командир батальона, капитан Хевлок и дежурный офицер вышли из помещения и свернули за угол к главной улице, так что Берн и капрал остались единственными действующими лицами в этой сцене. Они посмотрели на окровавленную брусчатку мостовой, затем подняли глаза к небу, где в синеве расплывалось и таяло на глазах несколько клубков белого дыма.

— Многовато для одного ебаного построения, — с горечью проговорил Берн.

— Мне кажется, идет война, — с ноткой фатализма отозвался капрал.

— Война! — воскликнул Берн. — Они выставляют посты с биноклями и свистками, чтобы подавать сигнал тревоги! Подразделениям приказано как можно меньше показываться на улице и держаться ближе к стенам домов! Полиция имеет задачу останавливать и удалять с улицы всех долбоебов, еще не понявших или забывших приказ! И после всех принятых мер и приготовлений пятьдесят человек строятся посреди улицы напротив канцелярии — в качестве мишени, надо думать, — и торчат там по двадцать — тридцать минут! Хорош, сука, способ ведения войны!

— Что толку говорить об этом? Если немец не перебросил все силы на Сомму, нас тут за полчаса в дерьмо размесят. Айда под крышу, да поживее.

В помещении канцелярии Берн поймал намекающий взгляд штаб-сержанта и без разговоров принялся убирать битые стекла со стола и с пола, складывая стопкой большие осколки. Младший капрал пришел ему на помощь, и когда они собрали все, что можно было собрать руками, Берн замел мелочевку веником. Закончив, он уселся печатать. Время от времени аппарат связиста начинал выстукивать морзянку, и связист заносил сообщения на бланки, которые передавал Джонсону, а тот вручал их штаб-сержанту. Печатая приказы, Берн слышал за спиной обрывки их разговора, а иногда связист, приставив ладонь к губам, тихо говорил в микрофон. Берна это не касалось, и он не задумывался над тем, что слышит.

«Неожиданное нападение… тишина, ни звука… артиллерия на Сомме… все тихо-спокойно… бахвальство, вот что это такое… староват я для такого… не бомба… батарея противовоздушной обороны… да бомба это, точно… говорят, два снаряда не взор вались… майор… что… да… думали, родит под столом… хватит трепа… по большей части… аэропланы…»

Все это была бессмысленная чушь. Закончив печатать приказы, он вставил в машинку чистый лист и принялся отстукивать все, что придет в голову, тренируясь в скорости: разрозненные строфы стихов, афоризмы на латыни, aequam memento rebus in arduisservare mentem[35]. У него в кармане был текст из Горация в переводе Коннингтона[36]; «окрасит пол густым вином» было pavimentum mero[37]; почему эта фраза пришла ему в голову сейчас? «Густым вином» плоховато звучит, а «окрасит» в начале строки делает ее еще отвратительнее. Да ладно, какая разница, хоть как-нибудь заполнить время. Он продолжил бить по клавишам пишущей машинки: «и лучше, чем под папским престолом». Самое лучшее было бы сейчас — пойти и напиться и этим скрасить мерзость кровавой обыденности. Заполнив лист, он вытащил его и хотел перевернуть на другую сторону, но прежде решил взглянуть, много ли ошибок наделал. Кинув взгляд в окно, он увидел двух солдат, убирающих улицу. Да, фрицу наплевать, где бомбить, тут и говорить не о чем. Он в задумчивости положил подбородок на руки. В наши дни люди потеряли в цене, если не иметь в виду шахтеров или клепальщиков на судоверфях, для которых война означает повышение заработной платы. Офицеры в дефиците, но их может быть и на пару человек меньше без особого ущерба. В целом у нас достаточно офицеров. Майор Шедуэлл и капитан Моллет, которые вытянули из тебя последнюю каплю, но и сами тянут лямку, и несчастный мистер Клинтон, отважный, но уже отыгравший свою роль. И мистер Созерн, который хоть и жопа, но вполне честный малый. Был тот старый командир Бригады в Тронском лесу