Интеграл похож на саксофон - [86]

— Я сегодня скушал только яблочко, луковичку и конфетку…

— Ага, — тут же, не задумываясь, сказал ему Янса, — то-то от тебя так говном несет!

Юра Антонов тоже не скучал, во всяком случае по вечерам в номере его не видели. Как-то он вернулся часа в три ночи, возбужденный, упоенный битвой жизни.

— Жека! — тряс онзаплечо спящего Ляпку, Женю Маймистова. — Жека, проснись!

Ляпка приоткрыл сомкнутые веки:

— Чего?

— Жека! — радостно сказал ему Антонов. — Жека, поспим, чувак, а? — И тут же заснул, как невинное дитя.

По дороге в Росконцерт, проходя мимо Дома на набережной, огромного серого здания для ответственных работников, я невольно обращал внимание на мемориальные таблички: «…в этом здании жил выдающийся партийный и государственный деятель…» Жизнь деятеля на табличке обычно обрывалась в 1937 или 1938 году. Холодным ужасом веяло от этой каменной глыбы, выдающиеся мертвые беззвучно взывали с того света. Тридцать пять лет прошло с тех пор, но эктоплазма страха, казалось, еще сочилась.

В Росконцерте тоже жили как на вулкане, чутко вслушиваясь в подземные толчки. «Сева, — неожиданно сказал Лейбман, встретив меня в коридоре, — вам срочно нужны певицы!» Я вспомнил, что в Ленинграде в ресторане «Астория» работает Света Плотникова, пианистка и отличная джазовая вокалистка с сильным хрипловатым голосом. Покутить в «Асторию» ходили фарцовщики, друзья с Кавказа, валютные девушки, жизнелюбивые деловые евреи. Света была королевой бала, она мгновенно исполняла любую заявку, часто на ходу присочиняя к песне шутливые слова для щедрого клиента. После восьми лет работы кабак ей надоел, Свете хотелось на сцену. Мне удалось уговорить ее, и довольно скоро она приехала в Москву.

Костюмеры пошли тропой знакомой, подобрали Свете что-то народное с кокошником. Может быть, из лучших побуждений — просто хотели добавить певице сценического роста. Я с тех пор кокошников боюсь, они не прощают легкомысленного отношения к себе и находятся за невидимой чертой, которая отделяет одну категорию от другой. Звуки, раздававшиеся из-под Светиного кокошника, напоминали заокеанский звездно-полосатый флаг над древним деревянным Кремлем. «Утушка луговая» в стиле американских сестер Берри.

В Росконцерте крякнули, но не сказали ничего. Вскоре на репетицию в ликеро-водочный пришла крепкая рыжая девка, Ольга Сливина. От нее пахло гимнастическим залом. Сливина сказала, что ее прислали и что она будет петь песню о России. О России песен много, но Ольга пела самую громкую из них.

Все в певице было народно и патриотично, даже платье себе она сшила из красного знамени какого-то расформированного полка. Вишневый бархат туго обтягивал мощный стан, нитяные кисти свисали по линии подола. Линию тела не бороздила ни одна морщинка или выпуклость, видно было, что под платьем у Сливиной ничего нет. Как руководитель, ответственный за моральный облик концерта, я спросил Ольгу, так ли это. «Да! — согласилась она с радостью, что заметили. — Это для секса!»

С таким паноптикумом мы поехали в Ставрополье на полулегальные концерты. У Тихомирова были приятельские отношения с дирекцией филармонии, которая согласилась принять нас без заверенной министерством программы.

Надо было выполнять план.

Первым секретарем на Ставрополье был тогда М. Горбачев. Он уже входил в моду, ставропольские урожаи создали Горбачеву репутацию специалиста в сельском хозяйстве. С середины 1970-х он внедрял в крае «ипатовский метод», крестьянский бригадный подряд. С будущим первым и последним президентом СССР мы были в одном городе, в одно время, но пути наши не пересеклись.

Зато с руководством филармонии пришлось тесно подружиться. Директриса, крепкая казачка, при первой же встрече предложила мне немедленно обсудить наши планы за ужином. Энтузиазм ее можно было понять, в городе мы работали по три концерта в день. В ресторан она пришла со своей помощницей и сразу, решительно, заказала бутылку коньяка. Я был в уже известном читателю костюме цвета «наваринского дыма с искрой», который выручал меня в ответственные моменты. Не подвел костюм и здесь. Беседа лилась и ширилась, вскоре бутылка опустела. Я сделал широкий ответный жест и заказал еще одну. Полтора литра коньяку — это много или мало? Помощница первой вышла из гонки, к финишу мы пошли вдвоем с директрисой. «Сидеть прямо, не расслабляться! — говорил мне внутренний голос. — Ты представляешь ансамбль, Росконцерт, не ударь лицом в грязь!»

Я держался как мог, твердо стоял на ногах, говорил слова, но действительность как-то незаметно меня покидала. Наступили часы, о которых герою, временно покинувшему реальность, на следующий день рассказывают друзья-собутыльники. Я пил на рабочем фронте, у меня рядом не было таких друзей, и потому реальность пришлось осваивать самому.

Помню, было утро. Помню окно во двор, где чирикали пташки. Помню комнату, шкаф и кровать с двумя подушками. На соседней подушке покоилась голова помощницы. Башка раскалывалась, желудок бунтовал. Помощница оказалась человеком добрым, хрупким и отзывчивым, она самоотверженно пошла в экспедицию за огурцами. На Ставрополье считали, что свежие огурцы снимают похмелье.