Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [94]

Быть может, при принятии подданства, рассчитывая на быстрое проникновение в Российское государство и на определенные льготы в качестве единоверцев или же просто при отсутствии времени на выяснения, подавляющее большинство иммигрантов записалось в «черкасы». Впоследствии, когда выяснилось, что и «черкас» необходимо перекрещивать, многие стали проситься перейти в категорию «поляков». Это движение фиксировало признание действительной этнической принадлежности, выясненное неправославие, указание на принадлежность к шляхетскому сословию. Все сохранившиеся случаи перехода в категорию «поляк» обусловлены стремлением повысить социальный статус: шляхтич получал при вхождении в русское общество значительно больше, чем неродовитый «черкашенин».

В Москве начался поток переоформлений и пересмотра социального статуса, а с ним и вероисповедания. Очевидно, что первоначально перекрещивание затронуло инославных, чьи церковные отступления оказались явными. Безусловно, что «черкасы», попросившиеся в поляки-шляхтичи, при светском выяснении социального статуса огласили свое неправославное вероисповедание И были приняты в русскую церковь первым чином.

Настоящим казусом является судьба шляхтича-иудея в полку Ждана Конши. Подобное сочетание принадлежит к числу абсолютных загадок: согласно законодательству Речи Посполитой, иудеи не могли принадлежать к дворянскому сословию. Тем не менее Александр Григорьев сын Ицков (Ицку), в крещении Калина[915] из полка Ждана Конши оказался «черкашенином» по роду службы, шляхтичем по социальному положению, иудеем по вероисповеданию. Как оговаривалось при разбирательстве, его имя присутствовало «в росписи вышедших черкас» полка Ждана Конши, за «выход» ему было назначено 5 рублей и сукно. Известен пеший казак Александр Григорьев, входивший в отряд, перешедший на русскую сторону на Торопце[916]. Он также получил за «выезд» 5 рублей. Неясно, можно ли совместить этих двух персонажей. Из документа следует, что казак из полка Ждана Конши, не будучи еще верстан поместным и денежным окладом, был направлен на службу в Ярославль. Как и его предшественники, он опротестовал это решение и, главное, сумел доказать шляхетское происхождение. Выше было показано, что для определения принадлежности к дворянскому сословию обычно прибегали к помощи «знатцев». Вероятно, у Александра Григорьева сына Ицкова нашлись свидетели и весомые аргументы его родовитости. Изменив социальный статус, он был приписан к Панскому приказу: «…бил челом государю, а сказался, что он шляхтич, с черкасы не служивал и по его челобитью отослан в Панской Приказ»[917]. Далее документ дает уникальное свидетельство: «…а что он был жидовские вѣры, того не сказывал»[918]. При этом оказывается, что почти год (с «выхода» 26 декабря 1618 г. и по сентябрь 1619 г.) он служил в Панском приказе без изменения вероисповедания. Следует отметить, что по нормам русского права иудеи не имели права находиться на территории Московского царства. При неясных нам обстоятельствах несоответствие христианству Александра Григорьева в конечном счете было выяснено. Безусловно, обнаруженный скрытый «жидовин» был вынужден попроситься в русскую церковь: «…а после того бил челом государю Филарету Никитичю, чтоб он его пожаловал, велел крестить, а он де Олександро жидовские вьры»[919]. В другой челобитной он напомнил об оставленном в Речи Посполитой имении и об отречении от «своей жидовские веры» ради «правоистинной Христовой веры» и желания молиться Христу и Богородице[920]. Просьба о принятии православия была удовлетворена, Александр был крещен, сменив имя на Калина (Халина). За крещение он был вознагражден как шляхтич[921]. Трудно сказать, был ли Александр Григорьев Ицков сторонником ереси «жидовствующих» — и тогда это уникальный пример обнаружения реально существовавшего иудаизанта Речи Посполитой[922] — или же человеком, сумевшим каким-то образом обмануть русское делопроизводство, ложно повествуя о своем шляхетстве и имениях. Как отмечалось, соединение шляхетского происхождения и иудейского вероисповедания не должно было быть возможным.

Безусловно, что «черкас», оказавшихся католиками, протестантами или иудеями, крестили как «иноверцев» в России. Кроме того, были обращены те не-«поляки», чьи «отступления» в силу каких-то причин оказались выявлены вскоре после принятия присяги, как в случае с Микитой Маркушевским, попавшем на духовное следствие.

Для других «очищение» произошло позже. Иммигранты, направленные в различные города и не подпавшие изначально под перекрещивание, спустя несколько лет продолжали доставляться на Патриарший двор. Документы фиксируют переход в православие казаков полка Ждана Конши и в 1627 г.[923]

Дело в том, что обязательному первому чину подлежали и выявленные на исповеди униаты. Сторонники униатской церкви могли оказаться среди казаков или руководителей казаков, о чем свидетельствует пример князя Романа Рожинского. Следует отметить, что термин «униат» отсутствовал в русском делопроизводстве на протяжении всей первой половины XVII в. Ни одного крещенного «униата» русские документы не зафиксировали. Поэтому всегда остается под вопросом реальное вероисповедание людей, принадлежавших к «римской», «папежской», «католицкой» вере. На самом деле они могли быть и униатами или же теми, кто считал себя православным, но принял хотя бы раз таинство у униатского священника. Надо полагать, что убежденные сторонники унии, утверждавшие позиции новой церкви, не стремились стать подданными Российского государства. Но люди, посещавшие храмы, отданные униатской церкви, вынужденно или в силу религиозного безразличия, в России оценивались униатами (точнее — католиками), и таковых среди иммигрантов, вероятно, было немало.