Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [91]
Кроме того, Микита Маркушевский указал на «Черкашенина» Пашковского, видимо также женатого на русской пленнице. В документах с такой известной запорожской фамилией известно по крайней мере три человека: казак Станислав Пашковский[892] входивший в полк Ждана Конши; лубенец Михаил Пашковский[893] — находившийся в тюрьме плененный казак; а также перекрещенный в России «поляк» Григорий Пашковский (не исключено, что Григорий является его крестильным именем)[894]. Последний был отнесен подьячими к третьей, самой последней категории, его жалованье составляло 6 рублей. За крещение он получил 5 рублей и сукно.
Складывается ощущение, что русские жены виделись для бывших захватчиков своеобразным гарантом ассимиляции. Можно предположить, что переходили на русскую сторону, то есть на родину супруги, в первую очередь те, кто был женат на русских пленницах. Наемники почти всегда захватывали в поход семью, быть может, на случай, если боевые действия окажутся неудачными для армии, в которой они на тот момент находились. (Видимо, перебежчиками в целом чаще становились люди, связанные различными родственными отношениями с Россией, как, возможно, Ждан Конша.)
Микита Маркушевский мог рассчитывать на знатность супруги при вхождении в русское общество. Не исключено, что он выслал жену вперед к родственникам для подготовки перехода. Однако расчет на помощь родных супруги, если таковой и был, оказался явно неудачным. Казак не был принят семьей жены, его не хотели видеть в качестве родственника.
Тогда он возбудил процесс. Будучи, в отличие от большинства иммигрантов, разлучен с семьей, он начал следствие и потребовал вернуть жену, а кроме того, оплатить ей жалованье за «полонское терпение».
Микита Маркушевский указал, что в браке было двое детей. Очевидно, первый ребенок, рожденный в Речи Посполитой, умер в военных походах. О нем русские документы ничего не сообщают. При этом следствие, которое тянулось почти год — до 15 ноября 1619 г., завершается ссылкой на младенца Ивана, видимо рожденного в России в доме Леонтия Плещеева. На момент оплаты жалованья ему было 10 недель.
Как уже отмечалось, Анастасия скрывалась в доме у оставшегося в живых члена влиятельной семьи: брата Леонтия Плещеева. Неясно, смогла ли она убежать к родным от ненавистного брака-плена и супруг преследовал ее, или же была преднамеренно отправлена мужем перед задуманным побегом. Микита объяснял, что пустил супругу вперед, упредив о своем скором появлении: «…а как он Микитка пошол с черкасы на Русь и еѣ взял с собою. И, будучи под Москвою, жену свою Настасью отпустил наперед себя и приказал с нею, что он Микитка будет за нею». Леонтий Плещеев утверждал, что сестра 29 сентября пришла к Тверским воротам, где ее спасли стрельцы и привели в родительский дом. Как отмечалось, вскоре после появления Анастасии в доме брата, 1 октября принял русское подданство и Микита Маркушевский. Через месяц, когда он окончательно вступил в службу московскому государю, вдень выдачи «жалованья за выход» — 6 ноября 1618 г. — он составил первую челобитную о возвращении жены.
Московский дворянин категорически отказался выдавать сестру. Возник спор. Можно усмотреть целое сплетение различных причин поступка Леонтия Плещеева. Не исключено, что до момента появления сестры в доме он не имел никаких сведений о ее судьбе после нападения на поместье под Новгородом. Но, помимо радости обретения сестры живой спустя восемь лет неизвестности и жалости к ней, действия Леонтия Плещеева, вероятно, мотивировались крайне унизительной для него ситуацией. Наличие в числе ближайших родственников безродного «Черкашенина», могло отрицательно сказаться на местнических спорах. Следует помнить, что Микита Маркушевский был и убийцей его брата и постоянным военным соперником. Леонтий Плещеев неоднократно (в битве при Удомле, Усть-реке, Тихвинском и Московском «осадных сидениях») сражался с армиями, к которым принадлежал Микита Маркушевский.
И этот случай был далеко не единственным. Примеры жертв казацких погромов среди русского дворянства приводились выше. В целом казацкие восстания времен Смуты нанесли огромный урон дворянству, гражданская война привела к уменьшению численности сословия на 20 %[895]. Безусловно, характерной чертой сознания дворян после Смутного времени были ненависть и ужас перед казаками (что не исключало возможности в определенные периоды возглавить отряды «вольных» казаков, как это сделал ранее Леонтий Плещеев). Активная неприязнь могла проявляться в различных действиях. Так, представитель другой ветви дворян Плещеевых, Матвей Иванович, бывший боярином в лагере Лжедмитрия II, затем примкнувший к войскам Первого ополчения, в 1611 г. отдал приказ арестовать и утопить («посадить в реку») 28 казаков-мародеров, бросившихся грабить православную святыню — Николо-Угрешский монастырь
