Иностранцы - [8]

- Другие дети у него девки... - пояснил теперь уже Генка. - Конечно, не тот уровень.

- Извините, это он от горя... - вмешался снова Платон, ворочаясь на стуле и устраивая поудобнее свое многоэтажное брюхо.

- Примерно так. Генофонд-то наш тю-тю!.. - Взяв с тарелки кружок лимона, протянул его Павлу Ивановичу, но тот не видел - почему-то продолжал неотрывно, напряженно смотреть на Френсиса.

Хозяин дома старательно улыбался. Он был, конечно, трезв - пил мало, да и постоянно разбавлял виски водой. Но гостям это было все равно - им больше достанется.

- Фонд... Форд... - Генка, блаженствуя, медленно опустил толстые белесые веки. - Этот самый Хенри Фонд погубил наш генофонд.

- Сволота!.. - Павел Иванович, наконец, не выдержал и заверещал мальчишеским голоском, как и в прошлый раз, вскакивая и биясь, будто под сильным электрическим током, и не умея сесть из-за этого напряжения, хотя его тут же потянули справа и слева за руки дружки. - Фофаны!.. Все пропало!.. Нет уважения! Нету счастья!.. веры!.. Предатели в Кремле! Вредители!

- Тихо-тихо!.. - рывком опустил его за штаны на стул Платон. - Это наши, русские дела... Ты ему зачем?! Он-то при чем?!

- А при том!.. - Павел Иванович, размахивая руками, хотел было снова подняться, да закашлялся до взвизга и до соплей. И тут словно только что до Генки "Есенина" дошла его собственная беда - он заблестел розовыми слезами, забормотал-замекал:

- Вот вы... иноземец... смотрите, думаете: зачем мы себя губим? А смысла нет жить дальше. Я вот всю жизнь с Танькой... уже не люблю... а уйти не могу - нельзя... Русь под Богом стоит! - Генка наотмашь перекрестился, нечаянно задев рукой по носу стонущего от истерики Павла. - Сам мучаюсь, баба моя мучается... а нельзя! " А годы уходят - все лучшие годы..." Где там соловьи - их нету в Сибири! Только в книгах. И счастье только в книгах! Мы верили книгам. - Он рыдал, перекосив рот. - Только книгам! Мы самый читающий народ. А пришли к чему? Обман, все обман!..

Платон нахмурился и, потянувшись, по-отчески потрепал Генку за локоть.

- Ну, хва, хва, парень... Френсис сам грамотный, сам, небось, много читал. Достоевского. Я о себе скажу. - Платон повел скошенными могучими плечами. У меня и дети есть, и внуки уже... Все у меня есть, Френсис... А когда у человека все есть, он начинает задумываться о главном. И я задумался о главном - о жизни и смерти. И чем больше думаю, тем больше пью. - Он вытряхнул себе в стакан последние капли из темной бутыли и слил в темную улыбающуюся пасть. - Я философ, Френсис. Да нынче каждый в России философ! Нас кормили даже в лагерях марксизмом. И я тебе, Федя, так скажу: в самом деле, порой жить не хочется...

- Но почему?! У вас такие возможности... - забормотал Френсис, поправляя очки и недоуменно глядя на толстяка. - Здоровье... талантливый народ... Вы же сами?.. Про реку я говорил.

А на днях, смотрите, - плот на берегу горит... разве мало сухостоя? Такой кедр напиленный лежал... как розовый мрамор... я бы даже купил, если бы сказали...

- Всех сжечь... - пробормотал Павел, не поднимая головы. - Всех, всех. Все суки.

- Ну-ну, ты че, Пашка?! - Платон повысил голос.

Генка рассмеялся.

- А в Николаевке, вот, недавно... тоже спалили... шибко богато жил, говорят, падла... всех обобрал...

- Вор? - попытался уточнить Френсис.

- Да ладно, чего ты, - ухмыльнулся Платон. - По пьянке опять. Отстроится. А вообще, народ иной раз правильно обижается... кому-то землю по блату лучшую дают... кредиты... А ведь это наша общая земля... верно Пашка говорил общие деньги...

- Но не всегда же! - вдруг вырвались страстные слова и у англичанина. Есть же своим хребтом, своим горбом?!. Есть же своими честными руками работающие люди и много зарабатывающие!

Их тоже - жечь?!

- Тоже... - еле слышно прошелестел бывший капитан, утыкаясь белым крылышком седины в стол.

- Упаси бог!.. - загремел басом Платон и выпрямился на стуле. - Вы чего, хлопцы?! Еще понапишут про нас в их газетах... Мы что, продотрядовцы-чекисты, что наших дедов грабили да сюда ссылали?..

- Да мы ниче!.. - непонимающе лупал глазами Генка.

Платон ткнул пальцем через стол на Френсиса:

- Ты прав, прав! За тобой культура... это как газоны растить... Примерно так. Ты нас стыди, стыди... А мы тебя, между прочим, охраняем от проезжих бичей... но это тебе необязательно знать! Если не дай Бог, это ж позор на наше село, на всю Россию... Мы, может, у тебя учимся жить... жизнь по-новому любить... Только боюсь, не поздно ли?.. Мы же после трех революций все тут обреченные... Самолеты падают. Военные склады взрываются. Катастрофы за катастрофами... Конец России! - И Платон провел рукой по утопленным в желтые ямки глазам.

И как по команде, Генка с Павлом Ивановичем, вскрикнув, оба заплакали навзрыд, словно дети, которым родитель сказал: поплачьте, тогда конфетку дам... Френсис уже стал кое-что понимать в играх этих легко возбудимых и, наверное, вправду конченных людей. Но ведь не выгонишь?

- Эх, эх... - бормотал Платон. - Кто душу русскую поймет?..

- Он тоже перекрестился. - Душа русская, она, брат, всех жалеет ... сама умирает, а всех понимат... Мы же Африку поддерживали... Кубу... да и сейчас то этих, то тех!.. А самим нам уже ничего не надо! "Гори-ит, гори-ит моя деревня, гори-ит вся ро-одина моя!.."