Инга. Мир - [25]

— И он с вами?

— Ой. Нет. Он сперва говорит утреннее напутствие. И уходит в сосны. А мы значит, сами идем.

— Смешанным составом?

— В смысле, с мужиками нашими? Ну да. Но Инкин, ты б видела тех мужиков. Да им давно уже пропуск в женскую баню положен. Пять стариканов, только слюни пускают. И еще двое совсем какие-то кривенькие неудельные, не мужички, а горе. У них вместо мужских достоинств одни сплошные мужские недостатки.

— Ты ж говорила десять, вроде? И трое с непонятными фамилиями?

— Та. Не знаю, куда делись, но семь их, да ты слушай же! Потом свободное время и в самую жару сон. А после, после ваще чума-а-а… Мы все идем в бухту! Она совершенно дикая, нетронутая никем. Ну чего смеешься, ну да, нами тронутая. И там происходит действо единения с солнцем! Я один раз была только, блин, спалила себе сиськи, и жопу тоже. Надо срочно мазать, потому что завтра мы снова идем туда — единяться.

— А Петр? Он тоже там с вами сиськи, ну, в смысле, жопу оголяет?

Виолка проницательно осмотрела ингин профиль.

— Ты что-то все о нем волнуешься. Неужели все еще?

Та замотала головой с досадой.

— Мне просто интересно. Он здоровый, наверное, вполне себе женатый мужик. Получает с вас деньги. За то, что каждый вечер вы с ним целуетесь, у костерка. Конечно, мне интересно, скачет ли он с вами голый по песку. И берет ли за это дополнительную плату. Я же его помню — художником, понимаешь? Все бросил, стал писать настоящие картины. А тут — будто другой совсем человек. Нет, не другой, но… Я понять хочу.

— Погоди. А ты откуда знаешь, про вечерние беседы? Слышала от кого? Или?..

Виолка переползла и нагнулась, заглядывая в опущенное Ингино лицо.

— Та-ак. Ну-ка скажи. Ты чего, это ты вчера ночью пришла и ушла да? А Лиля нас потом по списку проверяла, вот говорит, была чужая, кто знает, чего хотела. У них, между прочим, знаешь, какая конкуренция! Инга! Это ты была?

— Да я! Я!

Она выкрикнула и замолчала. Виолка молчала тоже. А после сказала негромко и с неловкостью:

— Слушай. Ну, ты это… понимаешь, ладно б поток, я ж не дура, тоже знаю, работа. Она разная работа ж. Ты бы вот подумала, что сможешь дома сидеть, свои статейки писать, не вылезая с постели, а тебе потом денежку хоба, в интернет, а ты ее хлоп и на карточку. И никаких с восьми до пяти и два выходных. А у него другая работа, я деньги платила, знала ж, что за них будет мне и море, и солнце, и мужчина хороший такой, внимательный, ласковый. Честно отрабатывает, хвалю вот.

— Ты к чему это все? Мне, что ли, объясняешь? — усмехнулась Инга.

Виола покачала головой, снова нахлобучила шляпу. Выворачивая шею так, чтоб видеть глаза подруги, терпеливо пояснила:

— Та знаю, что ты в курсе. Но я сейчас про избранную. Он конечно, пи… ой, рассказывает нам, вот оно, новое воплощение аутернум вирджинити, но кажется мне, он ее просто в койку тащит. Без всякой работы. У нас там Ириша есть, юрист с Саратова, она в том году была, у Скалы. И говорит, была там другая, сопливая совсем девчонка, он к ней клинья бил. Ни о каких избранных не болтал. И вроде был там какой-то тихий скандальчик, тетки ему предъявили, почему ей все внимание. И этим летом обана — уже не просто деваха, а видите ли, избранная, воплощение. И не подкопаешься.

— Да и ради Бога, — согласилась Инга, тут же сердясь на пристальный сочувственный взгляд, — ты чего меня оплакиваешь? Я врать не могу, если сказала — мне все равно, значит, так и есть.

— Да! Но что-то ж тебя бесит, а? Инкин, бесит?

Инга, вздыхая, повела руками в горячем воздухе. Пошевелила пальцами.

— Бесит. Глобально. Что не стал художником. Что старый уже козел, а носится за девчонками моложе моего Олеги! Фу. Противно. Прикинь, а вдруг он — отец?

— Ну, дорогая моя. У моей Ташки тоже не папаша, а уебище, так что теперь, усраться и не жить? — мудро отозвалась Виола. И захохотала, вытирая глаз пальцем:

— Ташка-то учудила чего. Приехали, она в ужасе на всю нашу кодлу посмотрела и говорит, мам, ты чего, я тут ни на день не останусь. И сбежала в город, сняла там комнатку в отельчике, теперь одна королюет. А Лиля прям в гневе была, как же так, вы мне место заняли, я отказала претенденткам! Лиля у нас администратор. Ну, я ж мать, я ей вежливо так рассказала, что у нас свобода самовыражения и прочего. Так что, Инкин, одно место там вакантное. Может, хочешь? Петруша тебя по старой памяти льготно оформит.

— Ага, как инвалида или работника милиции…

— Чего? Нет, ты ж не инвалид. Ну, я шучу, не нужно тебе туда соваться.

— Я тоже шучу, — успокоила ее Инга.

В самое пекло Инга валялась в палатке, радуясь, что ее закрывает тень от низкого разлапистого абрикоса. Слушала, как вернувшиеся из города мальчики переговариваются о чем-то, сперва громко, со смехом и подначками, после все тише. И наконец, остался в просторном дворе только дальний шум пляжа, изредка перекрываемый громыханиями Гордея, который неутомимо возился за домом. Они спят, подумала Инга, тоже закрывая глаза и с удовольствием чувствуя, как ветерок трогает босые ступни у распахнутого входа. Олега притащил ей купленный маленький штативчик, смешную треножку высотой в локоть, велел выспаться, потому что вечером все снова двинут на дискотеку, и вдруг получится поснимать, как фаерщики рисуют в темном воздухе свои огненные письмена. Это было интересно, хотя Инга и предупредила сына, кто знает, получится ли. Но попробовать хотелось. Конечно, там толпа народу с огромными фотокамерами, вынимают из сумок съемные объективы. Но Инга не первый день просматривала в сети, что у кого получается и давно уже знала — не все зависит от цены навороченного фотоаппарата.