Индюшка с бриллиантами - [18]

Но вот грибочки!

Какое непередаваемое чувство гармонии с природой охватывает вас при соприкосновении с их нежными, окропленными росой шапочками.

.. Увы! На тенистых полянках, сотворенных матерью-природой будто специально для того, чтобы на них росли грибы, мы находим лишь банки из-под маринованных шампиньонов. Конечно, пустые…

Смотри-ка, собака, словно почуяв зверя, бросилась в кусты. Сейчас выскочит лопоухий заяц — прямо как в детской сказке!..

Но — не тут-то было. С победоносным видом появился Джерри, держа в зубах полуизгнивший масляный фильтр от машины.

Остановившись, мы устремляем взоры на далекие, как наши юношеские мечты, хребты гор.

Перед нами, закрывая горизонт, возвышается рекламный щит с приглашением посетить ресторан в бытовом стиле «Каракачанская овчарня». Прямо на нас недоверчиво смотрит нечто вроде фена или ряженого, но зато надписи на двух иностранных языках плюс на нашем родном любезнейшим образом предлагают бараний шашлык и народную музыку в любое время…

Зато щебетанья птиц никто не может нас лишить! Того самого — доисторического, легкомысленного диалога пернатых, который заставляет тебя…

Никак соловушка запел?!

А, нет.

Мимо проходят две пары кроссовок. Длинноносый юноша прижимает к себе коротко стриженную девушку, а она-транзистор. Или наоборот. Диктор программы «Горизонт» сообщает, что только что мы прослушали исполнение группы «Автобус № 80».

Вот Чучура. Это конечный пункт нашего путешествия…

…Ручеек, благодаря которому местность получила свое название, иссяк, еще когда строили этот ресторанчик, на крыше которого сейчас стоят две телевизионные антенны.

Не оказалось здесь и газировки. Только пиво — «Радебергер» — с ценой, соответствующей длинному пути, который оно проделало, пока добралось из-заграницы сюда…

Нечего и говорить, что от нашего радужного настроения счастливчиков, которым удалось сбежать от урбанизации, не осталось и следа.

— Нет уже той девственной природы, нету… — в который раз ворчали мы, снимая, наконец, рюкзаки.

Охваченные грустными мыслями, мы молча жевали парниковые помидоры, польскую картошку, красный турецкий лук, дырявый голландский сыр и болгарскую соевую колбасу. Но, как известно, на сытый желудок человек бодрее смотрит на мир. Мы тоже повеселели.

Кто-то подложил кнопки на скамейку, а Пейо Костов, забыв о своем предпенсионном возрасте, прыгал на одной ноге.

В термос Лили ухитрились высыпать целый пакетик лимонной кислоты, и у бедняжки так перекосило лицо, что сине-зеленые тени на веках вытянулись почти вертикально.

Я же, дождавшись, пока заведующий задремал, читая газету, поджег ее с одной стороны. А в это время кто-то, воспользовавшись его несвоевременным сном, изловчился расстегнуть пряжки на его старомодных туристических брюках, так что в конце концов наш шеф носился по поляне как угорелый в одних трусах.

Те, кто жевал, чуть не подавились со смеху!

Досталось и моему Джерри: один из наших привязал ему к хвосту консервную банку, и бедное животное чуть не сдохло, носясь по кругу. Вместе с ним чуть было не отдал концы и Пейо, потому что банка была его, и в ней — какие-то диетические маслины, купленные специально для похода.

В общем, было очень весело, от плохого настроения не осталось и следа.

Да и как иначе.

Ведь все-таки приятно сознавать, что девственная природа — первозданная, чудом не затронутая цивилизацией — кое-где еще сохранилась.

И если не вокруг нас, то по крайней мере в самих нас…

Любомир Кынчев. Прошел слух… Перевод Василия Жукивского

Я был очень взволнован. Мне нужно было немедленно попасть к директору и сообщить ему о пожаре на одном из наших складов готовой продукции. Но в приемной, как обычно, было много народу, главным образом наши служащие.

Товарищ Гюлембаков принимал по одному — любил поговорить с подчиненным с глазу на глаз. Конечно, меня разбирало любопытство, о чем там беседуют, но дорога была каждая минута. Вообще-то я человек спокойный и терпеливый. Однако от одной мысли, что теряется драгоценное время, у меня дрожали руки и в глазах аж потемнело.

— Мне надо к товарищу Гюлембакову! — взволнованно сказал я секретарше.

— Подождешь! — отрезала она.

— Ты понимаешь, что говоришь? Пожар… Я должен сообщить ему немедленно…

— Подождешь! — не уступала она. — У меняемой от вас голова вспыхнет…

Нельзя было терять ни минуты, и как только дверь открылась, я бросился в директорский кабинет. Только хотел сказать, в чем дело, но тут меня опередила секретарша.

— Товарищ Гюлембаков, а Шиваров без очереди!

— Товарищ директор, прошу вас.

— Подождете, пока подойдет ваша очередь! — тоном, не терпящим возражения, сказал директор и указал мне на дверь.

После этого строгого и официального замечания мне ничего не оставалось делать, как выйти и ждать.

— Твоя очередь! — спустя некоторое время сказала секретарша.

— В чем дело? — мрачно спросил директор, когда я переступил порог. Он стоял у рабочего стола, явно намереваясь вышагивать по кабинету.

— Я к вам по очень серьезному вопросу… Глубоко вздохнув, я стал рассказывать о том, что мне сообщили по телефону.

Директор ходил по кабинету, и мне трудно сказать, слушал он меня или нет. Взгляды, которые тот бросал через окно, не выражали ничего, кроме досады. Слово «пожар», произнесенное мною с тревогой и волнением, не произвело на него никакого впечатления. В какой-то момент дверь приоткрылась и показался один из наших служащих, о котором ходила мрачная слава доносчика.