Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [95]

.

Е. И. Брягин был одним из трех братьев-иконников (мастеров иконописи и реставрации икон), игравших роль поставщиков и реставраторов для лучших художественных собраний России (в число их клиентов входил Николай II[701]) и выставок в Русском музее[702]. Братья Брягины были родом из знаменитого села Мстера Вязниковского уезда Владимирской губернии, традиционного центра иконописи. Бум торговли иконами открыл новые возможности перед крестьянами Мстеры, которые за бесценок покупали в церквях старые иконы, реставрировали их и продавали по заметно более высокой цене коллекционерам. «Покровителем» Брягина был И. С. Остроухов, талантливый живописец и знаток искусства, родственник П. М. Третьякова и друг Нерадовского; кроме того, что наиболее важно, он сам собрал выдающуюся коллекцию икон. В 1912 году Остроухов организовал сделку между Брягиным и Русским музеем, согласно которой музей приобрел икону «Лицевое Евангелие, или Земная жизнь Христа» XV века (на тот момент ее датировали XVI веком). Брягин реставрировал ее полтора года, сняв с нее три слоя краски, под которыми обнаружилось 79 клейм с изображением сцен Страстей Христовых на светлом фоне цвета слоновой кости[703]. По мнению Н. П. Кондакова, икона, уникальная своей композицией и стилем, представляла собой образец «монастырского письма Новгородской области» и «драгоценное свидетельство былой свободы мысли и художественного чувства», присущее религиозной культуре Русского Севера[704]. В мае 1912 года Русский музей заплатил за эту икону 2 тыс. рублей – сумму необычайно большую (Нерадовский писал Остроухову по поводу приобретении икон: «У меня праздник на душе, так я рад, что они в Музее. И все ‹…› восхищаются ими и очень довольны. ‹…› Особенно хорошо „Евангелие“»[705]). Полтора года спустя администрация музея была вынуждена давать показания по этому делу на уголовном следствии.

Выяснилось, что данная икона была одной из пятнадцати, проданных из старой деревянной Церкви Воскресения Христова Уверения Фомы, построенной в 1634 году в деревне Заборовье под Тверью. В 1910 году в ней прекратились ежедневные службы – большинство прихожан ходило на богослужения в новую каменную церковь, а иконы в старой оказались брошены на произвол судьбы. В 1910 году Евгений Брягин заплатил настоятелю Василию Рябову и церковному старосте Тимофею Коврукову 500 рублей за все иконы в церкви, обернул их рогожей и отправился на железнодорожную станцию. Впоследствии по просьбе настоятеля он предоставил церкви новые иконы, очень похожие на те, которые он забрал из церкви, – за исключением иконы, призванной заменить «Лицевое Евангелие», которая по размерам была чуть меньше оригинала. Прекрасно отреставрированные иконы из заброшенной церкви в Заборовье нашли новое пристанище в лучших российских коллекциях религиозного искусства: девять икон купил меценат Павел Харитоненко для своей новой церкви-музея, построенной модным архитектором Алексеем Щусевым в селе Натальевка; еще одна икона, купленная Харитоненко, в итоге оказалась у главы нижегородского городского самоуправления, богатого купца и старообрядца Дмитрия Сироткина, который поместил ее в новую старообрядческую Успенскую церковь (построенную в 1914 году архитектором Николаем Вешняковым); икону Владимирской Божьей Матери купил известный художник и коллекционер В. М. Васнецов; одну икону купил для себя и Остроухов. Как было сказано выше, самая ценная из этих икон после произведенной Брягиным реставрации досталась Русскому музею. Это перемещение икон из старой деревянной церкви, заброшенной прихожанами, в новые, выстроенные в стилях art nouveau и неорусском, и в самые знаменитые собрания древнерусского искусства служит прекрасным примером тенденции, которую историки искусства описывают как присвоение икон сферой модернистского искусства.

Никто из жителей Заборовья не заметил пропажи икон, и лишь два года спустя, в августе 1912 года пошли слухи о расхищении святынь старой церкви[706]. Крестьяне Заборовья собрались на сельский сход и потребовали от священника открыть церковь. Поначалу было сочтено, что все иконы находятся на месте, за исключением большой иконы с изображением Страстей Христовых – та, которую Брягин привез взамен нее, стояла на полу в алтаре. Когда ее попытались повесить вместо старой иконы, на стене вокруг осталась полоска невыцветшей краски – новая икона была слишком мала[707]. Старейшины села установили, что не только эта икона, но и все прочие иконы в старой церкви были подменены. Крестьяне подали жалобу, история попала в губернские газеты, и Тверской епархии пришлось начать расследование. Настоятель и староста в конце концов признались, что продали иконы: по их утверждению, вырученные деньги они использовали для сооружения системы отопления в новой церкви[708].

В мае 1913 года епархиальные власти передали дело в следственные органы; настоятель и церковный староста были арестованы и посажены в тюрьму. Брягина сперва вызвали в суд как свидетеля, но в марте 1915 года он был обвинен в «святотатстве» и тоже взят под стражу. Религиозные преступления, даже после указа 1905 года о веротерпимости, по-прежнему считались одними из наиболее тяжких: за покупку икон из церкви – то есть религиозных предметов, «освященных» в ходе соответствующего ритуала, – полагалось от шести до восьми лет каторги