Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [163]
На этом фоне вряд ли стоит доказывать, что советская система прав собственности представляла собой полную противоположность идеям о реформе собственности, описанным в этой книге. Обе концепции отрицали социальную систему, основанную на «собственническом индивидуализме». Однако можно было предложить много альтернатив частной собственности; идея «общественного достояния» являлась лишь одной из них, причем она отличалась и от антииндивидуализма социалистов, и от политики конфискаций и «огосударствления», проводившейся в Советской России. Российские адепты общественной собственности конца XIX – начала XX века выступали за эффективное и сильное государство и в то же время требовали, чтобы оно отказалось от своих собственнических притязаний. Либералы, исходя из метафоры Бруно Латура, хотели, чтобы государство играло роль дирижера оркестра, рассаживая всех по их местам и посредством общей партитуры обеспечивая сотрудничество, но в то же время никак не претендуя на то, чтобы представлять оркестр во всей его полноте или в каком-либо смысле являться его владельцем[1325]. Правда, некоторые представления о режимах обращения с общими вещами пережили революцию, а профессиональная элита империи пополнила ряды советских экспертов; однако государство воплощало их идеи в жизнь не так, как хотелось бы либеральным мыслителям. Кроме того, было бы бессмысленно утверждать, что национализация являлась следствием слабой преданности русских либералов идеям частной собственности и свободы. Вопреки распространенной точке зрения, русские мыслители внимательно относились к собственности, однако при разработке проектов ее реформы они стремились наложить на частную собственность ограничения в виде публичных обязательств и социальной ответственности и оставить место для собственности, принадлежащей обществу – новому субъекту имущественного права.
Как было вкратце показано в предыдущих главах, за распространением этих представлений о собственности стояли многочисленные источники: возникновение профессиональной элиты, рост национализма и концептуализация новых ценностей, необходимых для его развития, – таких, как национальная окружающая среда, национальная экономика, национальное наследие и национальная литература. Кроме того, новые идеи о собственности отражали в себе глубокую озабоченность такими моральными проблемами, как индивидуализм и альтруизм, свобода и гражданские обязанности, а также вопросом о том, что важнее – религия или знания и образование. В риторике собственности нашел отражение даже конфликт между индивидуальным творчеством и оглядкой на традиции, частной жизнью авторов и властью рынка. Соответственно, политика, окружавшая реформу собственности, выходила за рамки конкуренции за обладание ресурсами между элитами; она включала активные попытки формировать общественное мнение и насаждать новые «ценности» посредством распространения новых знаний и идей.
Исследование этих новых идеологий собственности позволяет выявить трения и парадоксы в российской мысли и политике рубежа веков, которые иначе остались бы незамеченными. Действительно ли истинный либерализм требует нерушимой свободы для каждого члена общества? Достижима ли истинная свобода в рамках сообщества эгоистичных индивидуумов? Или, может быть, более верный путь к достижению идеала свободы – укрепление социальных связей с целью обязать всех людей уважать взаимные права и свободы? Являются ли личная свобода и неприкосновенность частной собственности общественными благами сами по себе или ими следует поступиться ради высшего «общественного блага»? Что такое «общественное благо» (если оно вообще существует) и кто вправе его определять? Дискуссии о собственности в царской России вращались вокруг этих и других принципиальных вопросов либеральной идеологии. В зеркале собственности отражалась и существующая, и воображаемая системы социальных отношений и культурных норм. Габриель Тард очень удачно использовал метафору собственности, давая определение человеческого общества: «Что такое общество?.. [Это] взаимное нахождение всего в собственности у каждого, принимающее разные формы»[1326]. В самом деле, противопоставление «целого» и его отдельных частей составляет самую суть современных представлений о собственности. Российский проект реформы собственности представлял собой, пожалуй, самую откровенную и в то же время идеалистическую попытку отыскать баланс между общественными благами и частными интересами – попытку выстроить
Фридрих Великий. Гений войны — и блистательный интеллектуал, грубый солдат — и автор удивительных писем, достойных считаться шедевром эпистолярного жанра XVIII столетия, прирожденный законодатель — и ловкий политический интриган… КАК человек, характер которого был соткан из множества поразительных противоречий, стал столь ЯРКОЙ, поистине ХАРИЗМАТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬЮ? Это — лишь одна из загадок Фридриха Великого…
В монографии рассматриваются территориально-политические перемены на Руси в эпоху «ордынского ига», в результате которых вместо более десятка княжеств-«земель», существовавших в домонгольский период, на карте Восточной Европы остались два крупных государства – Московское и Литовское. В центре внимания способы, которыми русские князья, как московские, так и многие другие, осуществляли «примыслы» – присоединения к своим владениям иных политических образований. Рассмотрение всех случаев «примыслов» в комплексе позволяет делать выводы о характере политических процессов на восточнославянской территории в ордынскую эпоху.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.