Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [162]

Шрифт
Интервал

Приостановка национализации в 1921 году, легитимизация частной собственности в годы НЭПа[1312] и ослабление идеологического и политического контроля как будто бы создавали возможности для дискуссий о природе собственности, как частной, так и государственной. В 1920‐е годы советские юристы вернулись к модели «публичной собственности» как основе нового строя. Они не ставили под вопрос ни главенство государственной собственности в советской модели, ни невозможность частной собственности на землю. Вместо этого они применяли к советской модели теоретические положения европейских и дореволюционных российских мыслителей. Откликаясь на европейские концепции собственности как права, сопряженного с социальными обязанностями и ответственностью перед обществом, советские юристы пытались насадить новое понимание прав собственности в Советском государстве, предлагая новый подход к государственной собственности как к «общественной собственности» – советской res publica.

Трансформация аграрного строя в годы НЭПа дала основания для заявлений, что Советское государство отходит от собственнического отношения к своему достоянию. По данным статистики, 96 % всех обрабатываемых земель было распределено между землепользователями и лишь оставшиеся 4 % буквально являлись государственной собственностью[1313] (в каком-то смысле представлявшей собой аналог собственности царской казны)[1314]. Юристы истолковывали это разделение собственности на «общественную» и «частную» как доказательство «социальной миссии» пролетарского государства и как атрибут «государственной» собственности[1315]. Юрист Д. С. Розенблюм[1316] подчеркивал ее своеобразие, утверждая, что термин «государственная собственность», фигурирующий в Гражданском кодексе, не равнозначен «собственности государства», потому что во владении у Советского государства нет никаких ресурсов – оно лишь распоряжается ими на благо общества[1317]. Существенным было не то, кому принадлежало право собственности, а то, как эта собственность управляется. «Государственная собственность» получила статус важнейшего принципа, распространявшегося на различные формы землепользования и землевладения, если только они соответствовали критериям социалистической экономики. Такая интерпретация государственной собственности как «публичной» также позволила дать ответ на наиболее спорный вопрос 1920‐х годов: распределение прав собственности между Советским Союзом и союзными республиками, а также соответствие «государственной собственности» принципу самоопределения народов. Если «государственная собственность» была не равнозначна владению, то, по сути, становилось неважно, кому принадлежит земля и кто ею распоряжается – Союз или союзные республики[1318]. Резюмируя особенности государственной собственности в СССР, Карадже-Искров делал вывод о том, что советская государственная собственность – то же самое, что и «общие вещи» в «буржуазном» праве[1319]. То, что советское законодательство не пользуется термином «публичная собственность», «вызывает некоторое неудобство», писал Карадже-Искров, тем более что в советском праве и теории отсутствует четкое определение «государственной собственности»[1320].

Тем не менее многочисленные труды выдающихся представителей старой и новой школ юридической мысли, посвященные вопросу природы государственной собственности, представляли собой не более чем маргинальное (пусть и любопытное) порождение недолгого ренессанса в советской юриспруденции в годы НЭПа. Представление об общественной собственности как об основном режиме, охватывающем различные формы собственности, было совершенно несовместимо с концепцией плановой экономики и соответствующей идеей абсолютной, неделимой и неприкосновенной государственной сферы. В 1928 году, когда с НЭПом было покончено, тенденция в гражданском и публичном праве, в рамках которой развивалась концепция «публичной» собственности, была осуждена как ересь, вдохновлявшаяся трудами западных «правоведов-социалистов», буржуазных социологов и юристов[1321]. Таким образом, недолгое возрождение понятия res publica в юридической теории было не более чем случайным эпизодом в истории по большей части безуспешных попыток создать общественную собственность сначала в царской России, а затем и в Советском государстве.

Несмотря на обещание упразднить государство сразу же после победы социализма, Советское государство не желало отмирать, а лишь набирало силу. Советская пропаганда и юриспруденция изо всех сил пытались затушевать различие между «народной» и «государственной» собственностью, объявляя последнюю наиболее естественной формой собственности при социализме. Предполагалось, что «государственная социалистическая собственность» и «народное достояние» – синонимы[1322]. В отличие от других видов собственности (кооперативной, личной и частной), существование которых в конце концов было признано советским правом, государственная собственность была выведена из-под действия гражданских законов: гражданин не мог выступить с гражданским иском против государства, оспаривая, например, конфискацию своего имущества. Более того, в случае имущественных тяжб вердикт по определению выносился в пользу государства вследствие принципа «презумпции государственной собственности», провозглашенного Верховным судом


Рекомендуем почитать
Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)

В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.


Ядерная угроза из Восточной Европы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очерки истории Сюника. IX–XV вв.

На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.


Древние ольмеки: история и проблематика исследований

В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.


О разделах земель у бургундов и у вестготов

Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.


Ромейское царство

Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.


Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.


Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.


«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.


Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР

В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.