Империя - [242]

* * *

Марк хищно ходил вокруг Михаила. Неподалеку в напряжении стояли Авера, Сципион, Велиал и Асмодей.

— Интересно получается, не правда ли?

— О чем ты?

— Где Он? Я хочу говорить с Ним!

— Ты же знаешь: Он везде.

Марк подошел к архангелу почти вплотную, пристально глядя в его голубые глаза.

— Не шути со мной.

— Он делал лишь то, о чем просил я, — казалось, голос донесся сразу отовсюду. Комнату внезапно осветили тысячи лучей света, затем они собрались в яркий шар, из которого появился человек в ослепительно белой одежде. Марк выдержал паузу и направился к незнакомцу навстречу. Они обнялись, после чего сенатор отошел в сторону, меняясь в лице.

— Где Луций?

— Он далеко, в пустыне, с моим сыном.

— С каких это пор палач ходит рука об руку с пророком? Получается, что царь сам издает законы и сам же их нарушает? Извини, брат, но так дела не делаются! Верни мне Луция! Добром прошу.

— Добро и ты, Анатас, — вещи несовместимые. Ненависть к людям совсем ослепила тебя.

— Ненависть? Давно ли ты был на этой земле?

— Если я не вмешиваюсь, это не значит, что меня нет. Им нужна надежда.

— Им нужен кнут!

— Твой кнут приводит лишь к тому, что я вижу сейчас. Я не вмешивался в твои дела, теперь ты должен дать мне время. Я услышал тебя. Ты создал из Луция то, что хотел. Но он видел только то, что показывал ему ты. Теперь пускай он посмотрит на обратную сторону медали. И если он останется прежним, я признаю твою правоту.

— Хорошо, я дам тебе время и не стану ничего предпринимать и вмешиваться в судьбу Луция, но только при одном условии.

— Интересно, при каком?

— Как только Луций прольет невинную кровь, ты проиграл!

— А ты и впрямь искуситель, Анатас. Я помню Содом и Гоморру. В тот раз ты одержал верх.

— Ну так что, по рукам?

— Идет, — ответил человек в белом одеянии и исчез вместе с Михаилом.

Марк еще долго смотрел в пустоту, а его свита боялась пошевелиться, ожидая приказа своего господина.

— Он не сможет долго прятать их в пустыне. Что же, плох тот план, который нельзя улучшить. Сципион, как только найдешь их, дай мне знать о душевном состоянии нашего мальчика. Асмодей, возьми Маркуса и предупреди Понтия. На всякий случай будьте готовы ко всему. Я останусь с императором. Если что-то пойдет не так, нужно будет подчистить хвосты. Игра становится более интересной. Однако!

* * *

Жара днем стояла такая, что закипала кровь, но ночью становилось так же холодно, как когда-то в проклятой Германии. Пересохшие и потрескавшиеся губы прилипали друг к другу. Иной раз их невозможно было разжать, а если это и получалось, то они лопались. До самого горизонта простирался бесконечный красный песчаник. Дюны порой достигали невероятных размеров, и на их преодоление уходило полдня. Раскаленный песок обжигал ноги, которые то и дело утопали в нем по колено. Безоблачное небо сводило с ума: оно походило на озеро и так манило своей хрустальной синевой, что хотелось подпрыгнуть вверх и нырнуть с головой в эту прохладу.

— О, боги! Как я оказался здесь? Ведь я же был на корабле! Потом он пошел ко дну. А дальше? Дальше не помню…

Луций вскарабкался на песчаный хребет. Желто-красное море уходило за горизонт. Вместо волн на нем зигзагами расходилась песчаная рябь, отчего барханы были похожи на кожу старика, изрезанную морщинами.

— О, боги! Да что же это такое? Как долго я здесь? Неделю? Месяц? И сколько я уже прошел и прополз по этим пескам? И когда и почему я решил, что идти нужно именно в эту сторону? С чего я это взял? А может, я мертв? Тогда где лодочник? Он же должен был перевезти меня в царство Плутона! А вдруг до него еще нужно дойти? Ну же, отец! Ромул! Маркус! Мартин! Где же вы, когда вы так нужны?! Если я мертв, то хочу видеть хоть кого-то, пусть даже проклятого карлика, — генерал взорвался в гневе и умолк, утыкаясь лицом в раскаленные песчинки. — Твою мать! Если это пустыня, тогда где оазисы? Ведь не может не быть ничего, кроме этого проклятого песка?! Неужели это мое наказание за то, что я совершил? Но ведь я старался ради нас всех. Ради… Ради… Ради чего? Как же тошно и плохо. Лучше умереть в бою, но не так. Не так! И почему болит все тело? Раньше такой боли не было, даже после ранений, — Луций поднял голову, дополз до хребта песчаного бархана, перевалился через него и кубарем скатился вниз по склону.

На нем не было доспехов, он был бос и практически раздет. Единственное, что он не бросил, — это меч, подарок Марка. С каждым днем его желание воспользоваться им становилось все сильнее. Оказывается, человек понимает, как мало ему нужно, лишь когда лишается всего, чем обладал прежде. Каждый из нас не ценит то, что имеет: жадность заставляет нас желать большего.

Луций преодолел еще один бархан. О еде он не думал с тех пор, как поймал скорпиона. Насекомое проскочило внутрь даже без приступов тошноты: голодному желудку было уже все равно, что в него закинут.

— Как долго я здесь? Сколько времени? Последний раз, когда заходило солнце, по-моему, шел шестой день. Или, может, шестнадцатый? О, боги! — он упал на колени. — Неужели это преисподняя?

Солнце покрывало все небо и невыносимо палило — настолько невыносимо, что хотелось кричать. Светилу безразличны людские страдания, подобно тому, как самому генералу раньше не было дела до тех несчастных, которых он карал. Правосудие по-римски: тысячи крестов вдоль дороги в Нумидии — это все его рук дело.