Империя - [241]

Генерал не понимал, для чего Марк отправил его в Иудею в тот момент, когда в вечном городе вот-вот должна была решиться его судьба. Все, кто мог воспрепятствовать его возвеличиванию, были либо уничтожены, либо сосланы, а остальные попросту побоялись бы возразить, потому что именно он в последнее время фактически управлял Римом. Кто мог перечить тому, у кого под командованием Черный легион и вся преторианская гвардия? Оставалось всего ничего — по велению Марка разобраться с каким-то сумасшедшим, который называет себя царем Иудейским и несет байки о том, что его отец якобы живет на небесах. И ради этого несчастного его отослали за тридевять земель? Неужели этот бродяга достоин внимания того, кто скоро будет править людьми, населяющими половину всего известного мира, а затем, возможно, и всем миром? Но Луций привык доверять Марку во всем, привык, что тот решает за него, что ему делать, привык всегда полагаться на его мнение. Зачем думать своей головой, когда есть такой человек, как Марк?

В мрачной каюте генерал провел почти все время плавания, лишь изредка поднимаясь на палубу вдохнуть свежего воздуха. В основном он лежал на койке, изредка шевелясь под одеялом. В голову лезли то ли сны, то ли видения — иногда самые неожиданные. Временами Луцию становилось так страшно, что он выхватывал меч и нездоровым взглядом всматривался в темные углы своей ненавистной темницы, в которую он заточил сам себя по воле случая. Он боялся не карлика и не призраков, которые уже стали привычными для него, и тем более не смерти. Его пугала страшная мысль, которая время от времени всплывала из глубин его сознания, — мысль о том, сколь велик ужас, им творимый. Будто чей-то голос ставил под сомнение все то, во что он верил, а верил он в то, что говорил ему Марк. В юности он подозревал свою избранность, свое высокое предназначение, а когда в его жизни появился Марк, то и вовсе перестал в этом сомневаться. Почему же теперь, когда весь мир практически у него в руках, к нему в голову лезут такие глупости? Почему после того, как он совершил столько великих дел, он стал сомневаться в своей правоте?

Луций почувствовал, как кто-то присел рядом с ним, и нездоровый озноб прополз по его телу от макушки до пят, заставив затаить дыхание. Как в дурном сне он медленно высунул голову из-под одеяла и увидел рядом с собой Ромула. Он сидел на краю его койки, словно живой, только бледный, с мутными пожелтевшими белками глаз без зрачков. На его лице были видны следы побоев, которые когда-то нанес ему генерал.

— Ромул? — Луций приподнялся, откинув одеяло. Мертвый друг вежливо, но молчаливо поприветствовал его кивком. — Ты пришел за мной? — тот отрицательно помотал головой, под которой на шее отчетливо виднелась темно-фиолетовая полоса от удавки.

— Думаешь, я поступил неверно, приказав брату убить тебя? Извини, но сам я не смог бы совершить такое. Да, я виноват во многих смертях, и больше всего в твоей, но поверь, мне было нелегко принять такое решение. Только не надо мне болтать о выборе! Вы, мертвые, в унисон ноете об одном и том же, но не говорите ничего конкретного. А что мне оставалось? Ты вот-вот был готов отвернуться от меня ради развратной наложницы! Ты предал меня, бросив солдат одних, без командира! Если бы я помиловал тебя, вернул тебе все почести, то стало бы ясно, что я слаб в своих решениях, и каждый может делать все, что захочет. Я не мог этого позволить! Не мог! За этим последовал бы крах всего, о чем мы мечтали, о чем мечтал я! Понимаешь? Ни Марк, ни Понтий, ни Тиберий — никто бы не понял такого милосердия. Меня бы отстранили от командования, и все пострадали бы из-за твоей глупости. Твоя смерть, Ромул, была на тот момент общим благом. Ну, что ты смотришь? Что я сделал не так?

— Я не виню тебя в своей смерти, Луций. Я виню тебя лишь в ее смерти. Она была не при чем. Да и ты сам вряд ли бы понял меня, если бы я убил Марию лишь за то, что мой друг ошибся. За свои ошибки отвечать должны только те, кто их совершил, и никто более.

— Она сбила тебя с пути! Она ведьма!

— Все глупости, Луций. Человек не обладает такой силой, чтобы затуманить разум другому. А вот он обладает. И может разыграть партии так, как ему нужно.

— Да кто он?! — вскочил Луций.

— Мне пора.

— Куда? Постой, не уходи! Прости меня!

— Бог простит, — спокойно ответил друг и поднялся с кровати.

— Бог?! Он что, один?! О чем это ты?

— Скоро ты сам все узнаешь. Ты будешь сильно удивлен, как и все люди, попадающие сюда. Знаешь, мне очень не хватает ее, ведь мы с ней, к сожалению, по разные стороны. А все благодаря нашим никчемным убеждениям. Скажу только одно напоследок: верь тем, кому верить не хочется. Однажды я не послушал человека, а он был прав. В ту ночь, когда мы гуляли в таверне после игр, устроенных в честь окончания строительства храма Марса. Нужно было слушать его, нужно было… А теперь приготовься: будет больно.

Неведомая сила отшвырнула Луция в сторону, и страшная боль пронзила его тело. Доски затрещали, холодная соленая вода попала в ноздри, стала разъедать глаза. Луций сделал последний вдох под потолком комнаты, которая уже почти заполнилась бурлящей водой, и нырнул. Мимо него в полумраке, словно в невесомости, проплывали мертвые рабы: прикованные цепями, они не имели ни единого шанса на спасение и бесследно исчезали в глубине. Пучина голодным зверем поглощала все без жалости, не брезгуя ничем, переваривая все и вся в своем бесконечном чреве. Луций пытался грести к поверхности, но что-то тяжелое ударило его по голове, и его сознание померкло в захлестнувшей его темноте.