Империя - [244]

— Да, я знаю кто ты. Знаю, на что ты способен. И да, мне страшно.

— Тогда зачем все это? Зачем ты спас меня?

— Так будет лучше для всех. Иногда, прощая зло, ты избавляешь мир от еще большего зла.

— Ха-ха-ха! И кто это сказал?!

— Мой отец. Он Бог.

Улыбка исчезла с лица Луция.

— Это уже похоже на паранойю! Превращать песок в воду — одно, но это… Ты хоть понимаешь, что сейчас сказал и кому? Я римский генерал. Я отвечаю за охрану божественного императора Тиберия! Известно ли тебе, что, причисляя себя к божеству, ты, глупец, посягаешь на власть?! Скажи ты это где-нибудь в римской провинции — заметь, я даже не говорю про сам Рим — тебя распнут! Понимаешь? Распнут!

— Богу богово, а кесарю кесарево, — спокойно ответил ему собеседник.

— Будет тебе и то, и другое! Ты догадываешься хотя бы, что такое смерть на кресте?!

— А ты? — Луций было открыл рот, но замолк, не найдя достойного ответа.

— Ладно, хорошо, безмозглый упрямец. Убеди меня в том, что твой отец Бог!

— Зачем мне убеждать тебя в том, в чем ты сам давно уже убедился?

— Превращать песок в воду сможет и хороший чародей! Однажды я видел, как один фокусник доставал из пустой корзины кроликов.

— Чудо на потеху — это не чудо. Я соглашусь с тем, что я соврал насчет моего отца, и признаю, что я шарлатан, превращающий песок в воду, если ты докажешь мне, что я сказал неправду.

— Я помню такого рода дискуссии с Марком. Терпеть их не мог, но они меня завораживали. Ну, хорошо. Просто покажи мне своего отца Бога, и я поверю тебе. Ну, где он?!

Иисус с кротким видом шевелил хворост в костре и смиренно улыбался. От него веяло теплотой, но, возможно, это был просто жар от костра. Немного подумав, он окинул взглядом все вокруг себя.

— Ты знаешь, я сейчас осмотрелся и не нашел ни единого места, где его не было бы.

— Тьфу! Философы, мать вашу! Что мертвые, что ты! Толку от тебя никакого!

— Как я могу объяснить тебе то, во что нужно поверить? Ты же не помнишь момента своего рождения, но ты отчетливо знаешь, что родился. Вера в том и состоит, что нужно верить в то, чего не видишь.

— Голова от тебя болит, проповедник! — Луций повернулся на бок, закрыл глаза, тяжело вздохнул и заснул.

Иисус продолжил смиренно сидеть у костра, наблюдая за игрой пламени.

— Мне страшно, отец. Ты дал мне часть себя, но твой брат не позволил мне быть такими, как вы. Я знаю, что так и должно быть. Я знаю, что поверить Богу гораздо проще, чем человеку. Я обладаю твоей большой силой и одновременно слабостью людей. Мне, как и им, страшно.

— Я знаю, сын. Знаю.

— Я боюсь его. Что ему стоит убить меня? И тогда я подведу тебя, не смогу донести твое слово до всех. Я не понимаю, зачем таким, как он, жить на земле? Может, твой брат и прав?

— Сомнение — это тоже одно из человеческих чувств, сын мой. Поэтому я и не стал противиться тому, чтобы ты стал смертным. Ты сам совсем недавно говорил о том, что иногда стоит простить зло, чтобы избежать порождения еще большего зла. Он — твоя противоположность. Тебя воспитывал Иосиф, его — Анатас. Он нуждается в тебе, как и ты в нем. Уверует он — уверуют все. Начинать нужно с самого сложного.

— Но он сотворил столько зла, отец!

— Я сотворил не меньше, когда спасал тебя от Ирода.

— Мне кажется, он ненавидит меня, и я жив только благодаря тому, что уберег его в пустыне. За что он так относится ко мне? Я ведь ничего ему не сделал.

— В твоем вопросе скрыт ответ. Ты ничего не сделал. Я послал тебя к людям донести мое слово. Учить их доброте, любви, терпению. Учить их вере.

— Но посмотри на него, отец. Нужна ли ему твоя вера? Твое учение?

— Ты задаешь мне вопросы, на которые сам знаешь ответы.

— Так что же, и его ждет прощение?

— К сожалению, нет. Анатас не позволит. Теперь он создал место для таких душ. Заполняя его, он будет становиться сильнее.

— Тогда рано или поздно он станет могущественнее тебя, и все будет кончено? Для всех?

— Ты — их спасение, а он — твой спаситель. От тебя требуется только одно — совершить чудо.

— Но глядя на Луция, я не чувствую в себе сил совершить для них благо. Он воплощение истинной сущности человека.

— Ради него и таких, как он, ты и должен будешь это сделать. Сегодня ты познал человека, потерявшегося во тьме, и дал ему маленький луч света. Подари же ему солнце! Если хочешь изменить мир, начни с себя. Возьми его в ученики, будь его поводырем. Если он поверит тебе, то и остальные примут мои учения.

* * *

Проклятая пустыня с ее бесконечными песками осталась далеко позади. Они шли молча, не общаясь и даже, казалось, не замечая друг друга. Луций брел за человеком, который спас ему жизнь, за человеком, превращающим песок в воду, за человеком, чей отец являлся Богом. Но сейчас он об этом не думал. В его голове все спуталось и смешалось. Пятьдесят с лишним дней он не был в Риме, в обществе, в своем легионе. Может, его считают погибшим? Тогда что же получается? Все, что он делал, напрасно? Он был так близок к власти, а теперь? Что теперь?

Холодный ветер дул с севера, пронизывая до костей. Хотелось оказаться под кровом, пусть даже просто завалиться спать в хлеву на сене, лишь бы отдохнуть.

«Зачем я следую за ним? Мне нужно в Рим. У меня там дела, неотложные дела. Дела… У тебя всегда дела, Луций, всегда. Он спас тебе жизнь, так будь ему благодарен. А вдруг он и в самом деле Божий сын? Смешно. Правда, смешно, но ведь интересно! Ладно, посмотрим, чего уж там. Если он шарлатан, я смогу расправиться с ним в любой момент», — думал генерал.