Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [53]

Наблюдаемое уже в случае с Османской империей противоречие между эффективной административной организацией империи и имперской миссией, как мотивирующим обязательством элиты, таким образом, теперь проявляется и в царской России: пока Петр отбрасывал имперскую миссию его предшественников, чтобы найти точки соприкосновения с Западом, он закладывал базу для уже упоминавшегося напряжения между ориентацией и на Запад, и на Восток, которое характерно для истории России вплоть до сегодняшнего дня. В ходе Петровских реформ представление о том, что Россия якобы является защитницей христианской веры, не исчезло, но было заменено новой миссией. Позднее, в кризисные времена, это представление возникало вновь и вновь. Так случилось в ходе войны с Наполеоном, после окончания которой русскую победу приписывали глубокой религиозности русского крестьянства. Направленная до того исключительно на Восток имперская миссия теперь, развернувшись на Запад, обратилась в представление об избавлении земель Запада от материалистических убеждений31. Царь Александр I был твердо убежден, что он является носителем священной идеи переустройства Европы в духе христианской морали. Его занимала мысль о синтезе христианских конфессий в единое универсальное христианство. Основанный в 1815 г. на Венском конгрессе Священный союз должен был дать старт процессу оздоровления европейских народов32. Однако, по крайней мере, при завершении Крымской войны в 1856 г. вновь последовало усиление ориентации на западный образец развития, неизбежное еще и потому, что Россия не хотела попасть в то же положение, что и Османская империя. Напротив, она собиралась вступить в ее наследство в Юго-Восточной Европе и в проливах между Черным и Средиземным морями, что было бы осуществлением идеи Третьего Рима. Однако для этого следовало вестернизироваться. Так что в истории России очевидны периодические колебания между имперской миссией и ориентацией на ритмы развития Запада.

Сколь опасным для России было отставание в развитии от Запада, столь роковым образом оно действовало в ходе постепенного разложения имперской миссии на внутреннюю стабильность империи: в обеих революциях 1917 г. старый режим потому и был свергнут, а сторонники его изгнаны, что у них пропала связующая сила общей идеи о всемирно- исторической миссии империи, кроме того, эта идея уже не находила должного отклика у населения. Это повторилось и при крушении Советского Союза: его имперская миссия, как это утверждалось в Конституции 1977 г., состояла в том, чтобы «объединить все нации и народности в деле совместного строительства коммунизма»33. Однако к моменту вступления

в силу этой конституции это уже была только фраза. К явственным признакам дегенерации Советского Союза принадлежит утрата им его миссии или, по меньшей мере, циничное обращение с ней. Из внутреннего источника силы она превратилась лишь в задник Советской империи34, а следовательно, исчезли и рычаги давления, на которые еще пытались опереться в ходе реформаторской политики Михаила Горбачева, чтобы она смогла увенчаться успехом.

Что касается обеих западных империй, Британской и Американской, они отказались от узкой религиозной формулировки миссии, хотя, излагая ее, и обращались порой к религиозно-окрашенной риторике. Если считать британцев наследниками Испанской мировой империи, то, что соответствует и истории развития идей в Европе с XVI по XIX столетие, на место католической веры пришел цивилизационный прогресс: имперская миссия британцев заключалась в распространении в мире цивилизации, даже если их политика зачастую и ограничивалась лишь открытием страны для британских товаров35. В известных строках Редьярда Киплинга — «Неси же бремя белых... / И для себя в том деле / Ты пользы не ищи»[90] 36 — материальные интересы совершенно исчезают на фоне цивилизаторской миссии империи, что, естественно, привлекает критиков идеологии. Однако даже такой неожиданно невнимательный к материальным интересам наблюдатель Британской империи, как Карл Маркс, аттестовал британскую экспансию как объективно цивили- зирующую функцию.

В статье «Британское владычество в Индии» в середине 1853 г. Маркс поначалу констатирует: «Англия сокрушила всю структуру индийского общества еще до того, как могли стать заметными следы его переустройства по-новому»37. Он связывал разрушительные эффекты от британского вторжения в жизнь индийского общества со столкновением прогрессивных и отсталых производительных сил: ручной ткацкий станок и прялка, которые в Индии столетиями оставались связующим звеном между сельским хозяйством и ремеслом, с открытием индийского рынка для британских товаров оказались уже неконкурентоспособны38. Однако британцы вызвали величайшую социальную революцию из тех, что переживала Азия, «не столько вследствие жесткого вмешательства британских сборщиков податей и британских солдат, сколько действием английского парового двигателя и английской свободной торговли»39. То, что это одновременно была первая и единственная социальная революция в Азии, служило Марксу лишь оправданием британского проникновения в Индию, а ее подчинение законам мирового рынка для него было актом цивилизирования: «Мы не должны забывать, что эти мелкие сообщества были запятнаны системой кастовых различий и рабством, вынуждавших людей находиться под игом внешних обстоятельств, вместо того чтобы делать себя хозяевами их, что они трансформировали развившееся самобытное состояние общества в неизменную, естественную судьбу и так дошли до почти звериного по грубости поклонения природе, что и выразилось в том явлении, когда человек, хозяин природы, благоговейно падает на колени перед Хануманом, обезьяной, и Сабалой, коровой»40.