Императорский покер - [60]

И липли они к нему не только лишь потому, что он был "полубогом", но и ради его щедрости. Случайные наложницы на одну ночку в ходе военных кампаний на утро получали в подарок две сотни луидоров, хотя сам он прекрасно знал, что тем же самым девицам его офицеры дают, самое большее, двадцать франков. Здесь свою роль играли лишь чувства и великодушие, самих этих женщин он никак не уважал. Никогда он не брал их силой, никогда не принуждал к близости, его восхищали редкие проявления девственности и целомудрия. В Вене он как-то заметил в толпе влюбленно вглядывающуюся в него девушку. Он считал, будто бы знает, в чем дело, тем более, что девушка охотно согласилась прийти к нему в комнату. Но уже после нескольких слов сориентировался, что "это дитя" даже не догадывается, с какой целью ее пригласили, и что ее влюбленность была самым обычным восхищением императором французов. Он еще какое-то время побеседовал с ней и приказал проводить домой, одарив замечательным приданым (двадцать тысяч флоринов!).

Мадемуазель Жорж не была столь добродетельна, но и не стала банальным мимолетным приключением для Наполеона. В течение двух лет Бонапарт был опьянен ею, встречался с ней раза по три в неделю, что — принимая во внимание объемы его работы — было частотой, достойной внимания, и хорошо свидетельствовало об искусстве актрисы и за пределами сцены.

Сама она была дочкой владельцев небольшого театра в Амьене. Звали ее Жозефиной Маргаритой Веммер[78]. Став актрисой, она взяла себе сценический псевдоним Жорж. Весь театральный Париж делился на сторонников ее и сторонников мадемуазель Дюшеснуа, в зрительном зале даже случались драки. Перед Наполеоном, ее наиболее выдающимися любовниками были Люсьен Бонапарт и польский князь Сапега. "Бога войны" раздражали ее уродливые ноги, зато все остальное этот недостаток выравнивало — "голова, плечи, тело достигали, можно сказать, вершины совершенства" (Массон). По сравнению с Наполеоном она была излишне массивной, "величественно скульптурной".

Мадемуазель Жорж играла трагические роли — сам он в театре больше всего любил исполнительниц трагических ролей. Нравились ему и женщины типа "маленький котенок". Рядом с ним актриса была как раз такой. Она позволяла раздевать себя словно ребенка, тряпочка за тряпочкой, что доставляло ему неподдельное наслаждение. Ласкала она его с несравненным очарованием. В конце концов, он уже не мог без нее выдержать и приказал устроить рядом со своим кабинетом в Тюильри комнату для нее. Альбер Сильвен был прав, утверждая, что во время знакомства с мадемуазель Жорж "сексуальный аппетит Бонапарт переродился в волчий голод". Он называл ее “chére Georgina” или “ma bonne Georgina”.

Их великий роман прервала ревность Жозефины и приближающаяся коронация. Папа не помазал бы откровенного развратника. Мадемуазель Жорж должна была уйти. В признании, которое она сама сделала Александру Дюма, толика правды была:

— Он покинул меня, чтобы стать императором.

А когда Наполеон уже стал императором, и когда длительное время они не встречались, чувство погасло, он решил сыграть ею — подарить "брату". Конечно, эта женщина была самым красивым троянским конем в истории.

Историю обусттроили перед самой встречей в Эрфурте (похоже, французскую разведку тогда охватила некая мания — это была уже сплошная дамская массовка), и точно так же неуклюже, как "высылку" мадемуазель Бургуан. Но вот для российской контрразведки такой розыгрыш был довольно хитроумным. 11 мая 1808 года, сразу же после премьеры "Артаксеркса", мадемуазель Жорж тайно покинула Париж в компании переодетого женщиной балетмейстера Оперы, Дюпорта. Поводом были наказания, которые им, якобы, угрожали за разрыв контрактов. Они отправились прямиком в Россию, по приглашению ее любовника, Бенкендорфа, с которым актрису познакомил российский посол в Париже, Петр Толстой. В Петербурге она, "naturellement", стала любовницей Александра, но весьма часто заключала в собственные объятия и других царских придворных и офицеров.

Сразу же после начала российско-французской войны 1812 года Жорж выехала из России. Наверняка ее отозвали, опасаясь, что пребывая в Петербурге в ходе захвата французами российских земель, она будет подвергаться репрессиям. Александр желал ее удержать, и тогда-то между ними должен был состояться такой вот диалог:

Александр: — Мадам, я устрою специальную войну с Наполеоном только лишь за то, чтобы удержать вас.

Жорж: — Но, сир, мое место сейчас не здесь, а во Франции.

А: — Замечательно, следуйте тогда за моей армией, и вы попадете на родину самым кратчайшим путем.

Ж: — Тогда уж лучше мне подождать земляков в Москве, сир. Это будет скорее.

Вполне возможно, что это был так называемый "ответ на лестнице", но Жорж имела право считать, что, благодаря ее сообщениям, у земляков будет облегчена задача.

После возвращения из России она пережила повторный роман с "богом войны" — в 1813 году в Дрездене. Вечно элегантный камердинер Констан в своих мемуарах облек это в чрезвычайно тонкую форму: "У императора, немилосердно измученного ежедневной работой, возникало желание послать за мадемуазель Ж. после представления какой-нибудь драмы. После этого два-три часа, но никогда более, он проводил в своих частных апартаментах".