Immoralist. Кризис полудня - [3]
На следующий день слава о менструальной картине разнеслась по общежитию.
— Говорят, ты картину нарисовал? — нервно спрашивала очередная не дождавшаяся в срок ежемесячной порции крови соседка. — Можно на нее посмотреть? А лучше — можно я у тебя ее на ночь возьму? Получше рассмотреть хочется. Очень интересная картина, с глубоким смыслом!
Психосоматика — великая сила, и некоторым моя живопись действительно помогла получить желаемый результат. Картина кочевала с этажа на этаж, и не нравилась лишь подвинутому на религии соседу с пятого этажа.
— Бесовство! — вопил он, вздувая жилы на шее. — Бесовство!!!
Допившись до делирия, он пытался выкрасть мою прекрасную картину и сжечь в очистительном огне духовки. Поняв, что дело худо, я согласился на уговоры монголок продать чудотворный холст. Им было спокойнее иметь подобное средство контрацепции при себе.
Недавно мой сосед-художник уехал на рыбалку, оставив мне на хранение свои краски. Может быть, я опять напишу картину. Например, картину, вызывающую понос. Надо лишь потренироваться в смешивании оттенков коричневого.
Честно говоря, учился я в институте плохо. Можно даже сказать, отвратительно я в нем учился. На «тройки».
Но «тройка» в мединституте — самый емкий балл. Ее могут поставить из жалости, могут из вредности, а могут потому, что на лекции не ходил (при этом предмет можно знать, но главное — ходить).
С «пятерками» все проще — первые два курса прилежно ходишь на занятия и зубришь, а потом зачетка работает на тебя. Кому охота портить зачетку? Вот только многие зав. отделениями почему-то не любят брать краснодипломников. Феномен-то троечника общеизвестен: фактуры в голове мало, а выкручиваться как-то надо. Гибкость ума развивается со страшной силой. Поэтому троечник жизнеспособен в экстремальной ситуации, когда из средств наркоза — только выхлопная труба. Краснодипломник же часто все знает, только применить не может. Не спорю, бывают уникумы. Но редко. Обычно они понимают, что делать, если все, как в учебнике. А если нет — то ой. Да через год после начала работы никто не будет помнить, какой расцветки твои «корочки». Ты либо хороший врач, либо «неоперирующий хирург».
К тому же, программа набита предметами, которые потом, мягко говоря, не понадобятся. А те, которые понадобятся, так вобьются в голову на практике, что захочешь — не выкинешь. Станешь инфекционистом — по ночам будешь во сне кричать: Бордетелла пертуссис! Иерсиния пестис! Ректальный плевок!
А получить хотя бы «тройку» по таким предметам — надо. Иначе из-за «банана» по тем же инфекциям, не быть тебе психиатром, которому инфекции в страшном сне не снились.
* * *
Моя подруга Лена в двадцать семь случайно забеременела. Выяснилось это просто: после очередной вакханалии она позвонила и сказала томным голосом, что поняла, отчего больше поллитры выпить не может, блевать начинает — шесть недель, однако.
— И что? Размножаться будешь?
— Буду. Как раз к сессии живот будет видно. Беременным на халяву зачеты ставят. Да и пора уже. Чай климакс ластой из-за поворота машет.
Все бы хорошо, но живота видно не было. Живот перед зачетами мы ей привязывали за углом. Там же за углом Лена курила, чтоб не нарушать трепетный образ будущей мамаши.
— Слышь, а ежели зелененькой родится?
— В химчистку сдам! О, шевелится! Судороги у него, что ль? — материнского инстинкта у нее явно не наблюдалось.
— Леночка! Ну зачем тебе ребенок? Ты его в трамвае забудешь, или на цацку какую поменяешь!
— В хозяйстве пригодится.
Кафедры инфекционных болезней боялись все. Там царили ужас и запустение. Сквозняки гоняли по полу бутылки из-под портвейна. Портвейн пили преподавательницы — все, как одна, старые алкоголицы. Зав кафедрой была дивная тетенька девяноста с хвостиком лет. Она же составила учебник, по которому мы учились. Я был одним из немногих, кто его прочитал до конца, и мне открылась страшная тайна: каждый абзац повторяется в нем не менее трех раз. Платят-то за авторский лист. Также мадам была знаменита фразой, сказанной на экстренном сборе инфекционистов по поводу первого случая СПИДа:
— Да что тут такого? Это инфекция буржуазная, у нас никогда не будет ее широкого распространения!
Ага. Не будет.
На экзамене можно было пользоваться учебником, лекциями, чем угодно — хоть астролябией. Это не помогало. Давались две задачи, и, если не ориентируешься в предмете, ты просто не знаешь, что и где смотреть. «Тройка» с первого раза — счастье.
Лена поплыла, как туманы над рекой. Я понимал, что она несет чушь. Горделиво и бережно, как простынь с кровавым пятном. Экзаменаторша по слепости и бездетности проигнорировала глубоко беременное чрево и сказала голосом доброй феи:
—Параша, деточка! Па-ра-ша!
Это была последняя Ленкина возможность не вылететь в сессию, как кура из палатки-гриль. У меня же все, кроме инфекций, было сдано. Трусливо молчащая группа, которая рвала рубашки на грудях, пока Лена их поила, меня разозлила до полного неадеквата. Да и меня самого Лена выручала неоднократно. Поэтому я зашипел:
— Вы же видите, она беременная! У нее доминанта! Она ничего не соображает!
— А что она делала весь семестр?
Сегодня опять стал актуальным жанр врачебной прозы. Той самой, основы которой заложили Булгаков и Вересаев. Оказалось, что проблемы, которые стояли перед их героями, практически не изменились – изменилось общество, медицина ушла далеко вперед, но людская природа осталась прежней. А именно с человеческой сущностью работают медики.Врачебное сообщество довольно закрытое. Такова природа профессии, так исторически сложилось. Именно эта закрытость рождает мифы и стереотипы – о цинизме врачей, о том, что медики понимают человека как сложную ненадёжную машину..
В сборник Алмата Малатова, известного читателям «Живого журнала» как Immoralist, вошли роман «Всякая тварь», рассказы «Orasul trecutului» и «Лолита: перезагрузка».
Без аннотации. В настоящее издание вошел роман арабского писателя Сахиба Джамала «Черные розы», посвященный героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета.
Дебютная книга молодого писателя из г. Дзержинска Нижегородской области. Иван Катков не боится экспериментировать с жанрами. Это и социально-бытовая проза, и сатира, и лирико-исповедальные записки, и гиперреализм, и трэш. Герои произведений Каткова очень разные по характеру, жизненным обстоятельствам, судьбе, но их истории отражают острые проблемы нашего общества.
Издательская, иллюстрированная в две краски обложка работы художника Григория Капеляна. Отличная сохранность. Первое издание.Автор — Волохонский Анри, поэт и писатель, родился в 1936 году в Ленинграде. Окончил там же химико-фармацевтический институт, долгое время работал в области экологии. Начиная с 50-х годов, он пишет стихи, песни и пьесы. Одно лишь из его стихотворений было напечатано в СССР. В конце 1973 года Волохонский эмигрировал, жил сначала в Израиле, затем в Мюнхене. Стихи Волохонского печатались во многих периодических изданиях третьей эмиграции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.