Immoralist. Кризис полудня - [18]

Шрифт
Интервал

В один ужасный день Дора образовалась на пороге нашей квартиры. В левой руке у нее был чемоданчик с наклеенной на него голой тетенькой, а в правой — живая курица. Пернатую тварь звали Дашей, ее надлежало холить, лелеять и хвалить за снесенные яйца. Все попытки засунуть ее по назначению, то есть, в суп, пресекались на месте — Даша была божеством, волшебной феей яиц.

Справлять восемнадцатилетие в такой обстановке было решительно невозможно: курица орала и гадила повсюду, бабушка — просто орала и ползала змейкой по полу, отыскивая яйца. В довершение всех бед она была глухой.

И взор мой обратился к Лие, вернее, к ее девичьей светелке. Она любила праздники, особенно если они устраивались за чужой счет. Поэтому, получив согласие хозяйки, я принялся сзывать гостей. Я старался, чтобы гости были с одной стороны, забавные, а с другой — относительно спокойные. Мне не хотелось ни поджогов, ни драки, даже мысль о наряде милиции не вызывал у меня никакого энтузиазма.

Поэтому праздновали следующим составом: художник-сквоттер с Пушкинской, 10 (который потихоньку показывал мне член), модель (которую хотел трахнуть я) и московский галерист (трахнувший в итоге модель). Все, кроме хозяйки дома, вручили мне подарки: литр чачи, порножурнал и какую-то поделку высокохудожественного характера.

Когда художник устал показывать мне член (кстати, кривой) и уснул в коробке из-под телевизора «Рубин», а галерейщик поехал трахать модель, хозяйка пьяно икнула и предложила в качестве подарка себя. Ну, дареной кобыле под хвост не заглядывают.

А зря! Зря не заглядывают! С микроскопом надо разглядывать подхвостья дареных кобыл!

Но, завороженный обильными прелестями иранохохлушки, я не думал ни о чем. Лия добродушно подмигнула мне правой грудью, и меня засосало в темные, вязкие воды пьяного дружеского секса.

.Я проснулся следующим вечером. В комнате плавали клубы перегара, ноябрьская темнота постукивала в окно веткой каштана, а художник уютно шуршал в своей коробке.

Идиллия длилась недолго. Ровно до того момента, как я отправился в коммунальный сортир. Все-таки у меня есть почки, даже две, и они работают.

О, питерские коммунальные сортиры! Бачки и цепи, шесть подписанных рулонов туалетной бумаги, график уборки на двери! Пятиметровый потолок, уходящий куда-то в вечность! Глядя в него, обычно остро ощущаешь свою ничтожность в структуре мироздания.

Но в тот момент я ощутил нечто иное. Да еще как ощутил — на мой вопль вылетели все соседи: посреди коммунального быта разыгрывалась жанровая сценка «Ужас с бензопилой в уретре».

Я влетел в комнату с громким матом: на втором курсе мединститута я отлично знал, что означают эти приятные ощущения.

Художник осторожно высунул голову из коробки и незамедлительно был ударен по ней тапкой. Я навис над жрицей членов и гусей и потребовал объяснений и прочей сатисфакции.

— Ну, что тебе сказать. — Лия лениво почесала за ухом. — Эээ. С совершеннолетием, вот! Не ссы, у меня врач знакомый есть!

И мы пошли к врачу. Ну, вылечить триппер — дело нехитрое. Но неприятное. Правда, на Лию я так и не обиделся — как можно обижаться на совершенно невозмутимую девицу с такой потрясающей задницей?

Так что все как-то улеглось. С Лией мы остались друзьями, бабушка Дора нашла новозеландский номер телефона невестки и переключилась на телефонный террор бедной женщины, курицу съел наш кот, а я усвоил две важные вещи. Во-первых, презервативы делают для того, чтобы надевать их на член. А во-вторых — никаких больше подарков натурой! Подарки должны быть простыми и понятными: квартира на Старом Арбате, маленькая скользкая шубка, чтоб ездить в ней в метро, ну и брильянты. Кто сказал, что брильянты лучшие друзья девушек? А вот хрен, брильянты — лучшие друзья кого угодно! А подарочного сексу — не надо.

***

Бабушка и папа ненавидят друг друга давно и изысканно. За десятилетия жизни на одной территории они научились таким колкостям, что светские интриги кажутся деревенским хамством. Оставшись без общения дольше, чем на два дня, они начинают скучать и сохнуть.

Отец приезжает обедать домой, он не ест ничего, что не приготовлено им самим или тещей — кошрут, знаете ли. Увидев из окна его машину, бабушка пожилой антилопой скачет по кухне, сервируя стол. Пока отец не пообедает, к кухне не подпускается никто. Также свято охраняется его послеобеденный получасовой сон.

Отец оплачивает тещиных врачей и, обнаружив, что ее тапочки или халат износились, утрамбовывает бабушку в машину, везет по магазинам.

Бабушка, узнав из телевизора, что ее пенсии в 100 евро явно не хватит на комфортную старость, перестала называть папу сычом. По крайней мере, вслух. И переключилась на дочь.

— У тебя слишком короткая юбка!

— Дай мне хоть перед климаксом показать ноги народу!

Перманентная грызня прекращается моментально, как только оказывается задет кто-нибудь из членов семьи. Это я усвоил еще со школьных лет.

Тут надо сказать, что образование я получил хорошее: кроме трех спецшкол, меня по малолетству также запихивали во все кружки подряд.

Бальные танцы научили меня не стесняться собственного тела и пить водку. Ну, еще танцевать. Оттуда меня выгнали за перерост и блядство — в тринадцать лет я дорос до метра восьмидесяти, и было понятно, что это еще не все. На гастролях же мой член случайно нашли во рту у солистки, что послужило поводом для изгнания развратника. Вольная борьба дала некоторые навыки самообороны и незабываемые эротические переживания (да, я люблю быть сверху, и снизу тоже люблю). В шахматном кружке сказали, что я логический инвалид и варвар (заставил противника съесть ферзя в буквальном смысле этого слова). В кружке юного журналиста научился различать газеты по шрифтам и узнал, что руководитель кружка мастурбирует в туалете Дворца Пионеров.


Еще от автора Алмат Малатов
Белый кафель, красный крест

Сегодня опять стал актуальным жанр врачебной прозы. Той самой, основы которой заложили Булгаков и Вересаев. Оказалось, что проблемы, которые стояли перед их героями, практически не изменились – изменилось общество, медицина ушла далеко вперед, но людская природа осталась прежней. А именно с человеческой сущностью работают медики.Врачебное сообщество довольно закрытое. Такова природа профессии, так исторически сложилось. Именно эта закрытость рождает мифы и стереотипы – о цинизме врачей, о том, что медики понимают человека как сложную ненадёжную машину..


Всякая тварь

В сборник Алмата Малатова, известного читателям «Живого журнала» как Immoralist, вошли роман «Всякая тварь», рассказы «Orasul trecutului» и «Лолита: перезагрузка».


Рекомендуем почитать
Остров обреченных

Пятеро мужчин и две женщины становятся жертвами кораблекрушения и оказываются на необитаемом острове, населенном слепыми птицами и гигантскими ящерицами. Лишенные воды, еды и надежды на спасение герои вынуждены противостоять не только приближающейся смерти, но и собственному прошлому, от которого они пытались сбежать и которое теперь преследует их в снах и галлюцинациях, почти неотличимых от реальности. Прослеживая путь, который каждый из них выберет перед лицом смерти, освещая самые темные уголки их душ, Стиг Дагерман (1923–1954) исследует природу чувства вины, страха и одиночества.


Дорога сворачивает к нам

Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Демонстрация в Бостоне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Путешествие к истокам мысли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.