Immoralist. Кризис полудня - [16]

— Скажите, а что за контингент в этом кафе?

— Ну... разный контингент.

— Юноша, скажите прямо: дядя за тем столом нас снимает, или у него нервный тик?

Оба предположения неверны: дядя заманивает меня за стол, и выясняется, что вся компания желает побеседовать о гомосексуализме.

— Вам лекцию, или как? — вздыхаю я.

— Лекцию, лекцию! — задумчивая девица оживляется и достает косяк. — Я люблю лекции!

— Хорошо. На данный момент конвенционна полиэтиологическая теория гомосексуальности...

Через пять минут аудитория просит пощады и щедро наливает мне водки — чтоб заткнулся. Диковатый парень, оказавшийся местным грузчиком, отзывает меня в сторонку, и жарко шепчет:

— Слушай, сто баксов, и все будет!

— Что будет, деточка? — я настроен благодушно.

— Будет все. Ну ладно, пятьдесят!

— Парень, я могу дать тебе двадцать гривен. Просто так. Больше ты все равно не стоишь.

— Хорошо, пусть будет двадцать. Но надо купить две бутылки пива и пельменей.

Я заинтригован (эротические игры с пельменями? Открытие пивных бутылок задницей?), и, купив все необходимое, мы оказываемся в соседней халупе. Пельмени и пиво достаются грузчиковой сестре, а сам грузчик честно отрабатывает ядовито-розовую купюру. На выходе я спотыкаюсь о сестру грузчика. Она уныло пьет пиво в кустах, закусывая пельменями из кастрюльки.

...Две недели слились в одну большую пьяную оргию. Пора уезжать, поскольку мы больше не можем столько пить, а при виде очередной белки у нас начинаются нервные судороги.

— Ну, какой сувенир мы привезем домашним из Симеиза? — Дядя Фестер помахивает в воздухе битой.

— Сдадим анализы — узнаем, — отвечает Гоша.

И в самом деле, везти оттуда нечего. Не белку же? Но в день отъезда проблема решается сама собой: возле «Ежей» добрый мальчик из антиспидовской организации раздает всем желающим гандончики и тюбики со смазкой, а также буклет про анальный секс с картинками в болотных тонах. Привезти в качестве крымского сувенира банку смазки — это очень сильный сюжетный ход, и мы набиваем полные карманы.

Мы уезжаем. В Симеизе начинаются дожди. Хозяйка выходит нас проводить:

— Вы мои хорошие, вы мои сладкие. Со всеми ли я попрощалась? Раз, два, три, четыре, семь... А где эта плешивая блядь с битой, которая орала в ночи «суки, мыться по одиночке!»

—... А когда мы приедем, Алмат напишет повесть «Дуры в горах», — Женечка прыгает на заднем сиденье.

— Угу. В финале, на подъезде к Москве, все герои превратятся в огромных облезлых белок, до смерти напугают инспектора ГИБДД и уйдут жить в Филевский парк.

— Нет, на Рублевку!

— Белки, а куда мы поедем в следующем году? Думаю, надо навестить Сочи. Я читал в одном журнале...

На подъезде к Харькову я понимаю, что еще сутки трескотни не выдержу, и решаю ехать поездом. И тут же начинаются косые взгляды пограничников.

— Вы не похожи на свою фотографию в паспорте.

Ну, не похож. Паспорта меня не любят. Как-то раз мы с женой сидели и смотрели интервью с воровкой-щипачкой. А та заливалась соловьихой на тему доли воровской. Вот, говорит, всякое бывает, недавно запустила когти в карман пальто дамского, а там — два презерватива и почему-то гвоздь. И никаких денег. А с виду — приличная дамочка.

О, оживилась супруга, это ж был мой карман! А деньги были в штанах.

Но вот не всем так везет. Мне вот тварь одна лопатничек-то подрезала.

А в лопатничке паспорт лежал и листок убытия из Питера. То есть, я в Москве, документов у меня нет, прописки у меня нет, родился я в другой стране, жизнь активно не удалась. Выпросил у милиции справочку, чтоб в поезд посадили, что я не кусаюсь, что точно человек, а не из дикого леса дикая тварь, и в поезд меня можно в плацкартный вагон, а не в багажный, и в Питер поехал. Паспорт восстанавливать. Как лицо БОМЖ.

Вхожу в паспортный стол для БОМЖей, а там, соответственно, бомжики толпятся. Маленькие, миленькие, серенькие такие, ласковые, ручные почти, как крестьянские дети. И палочки туберкулезные в воздухе — шорк-шорк. Тишь да благодать. Ну, я дверь с ноги, кто, говорю, тут последний? Ага, ты? А первый кто? Ах, пропускаете? Очень хорошо.

И начал я паспортистку по Питеру на такси возить, мартини все паспортные столы милиции, где прописан был, поить. А там, где я пять лет в общежитии числился после приезда, мою учетную карточку потеряли. Вас, говорит, помним, даже слишком хорошо, а вот карточки нету вовсе. Это, несомненно, происки врагов, но в природе вас не существует. И в милиции уже тоже копию сожгли, потому что срок хранения вышел. Развели, как водится, из карточек костер на Ивана Купалу, переоделись в юбки серые милицейские, волками завыли, и давай скакать через костер. А потом свальную содомию под доской «В розыске» учинили. Короче, не существует вас, и все тут. Изыдите, уважаемый призрак, отседова.

Пошел в ментовку, посмотрели на меня с разных сторон, убедились, что не умертвие я, а живой человек с елдой и яйцами, и еще за сто долларов паспорт выписали. Получил, дай, думаю, почитаю. Люблю паспорта перечитывать. А там написано — место рождения — Малдорская ССР. Это, говорю, как? Объединенная Молдавско-Мордовская республика? Не было такой. И города КишЕнев не было никогда. Что, думаете, раз я призрак, так мне можно местом рождения все подряд писать? Страна Хоббитания, град Китеж, национальность — гоблин, пол — побоялись посмотреть?