Именем Федерации! - [12]
— Знаете что?.. — яростно сверкнул глазами Гемм.
— Все, молчу, молчу, — примирительно выставил ладони маг.
— Это самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, — буркнул командир.
— Но если хотите, я могу посадить вашу лодку на тот шар. Правда, не понимаю, как мы на нем поместимся.
— Ы-ы! — потряс кулаками командир. — Оставите вы меня в покое или нет?
Маг обиженно надулся и попытался отвернуться, но в невесомости из этого ничего не вышло.
— Есть расчет! — доложил Хан.
— Я не уверен насчет торчащего из нашего бока спасательного модуля, — сказал Святов и пожевал нижнюю губу. — Может не хватить мощности на полевую защиту подобной конфигурации.
— А разве у нас есть варианты? — спросил Гемм.
— Увы!
— В том-то и дело.
— …Поразительно, я парю, как горный орел!..
— …Иисусом Христом, пресвятой девой Марией…
— Начинаю разгон, — доложил Пурвис, и тяжелый крейсер с торчавшей из разрыва на правом боку искореженной спасательной капсулой медленно двинулся по пологой дуге к планете…
Объятое жидким пламенем, судно дрожало как от лихорадки. Его бросало из стороны в сторону и, казалось, оно вот-вот развалится на части. Отец Ансельм с ужасом взирал на картину надвигающейся земли в струях адского пламени. Когда становилось вовсе невмоготу, святой отец зажмуривался и принимался бубнить молитву, но от очередного ощутимого толчка вновь распахивал глаза и еще крепче сжимал крест.
Корнелиус стоял с гордо вскинутой головой у командирского кресла, держась за его спинку обеими руками. Лицо его окаменело и ничего не выражало, но его невольное волнение выдавали живые глаза. Маг, разумеется, не понимал, что происходит, но подспудно догадывался, что не все в порядке.
— Высота двадцать тысяч. Температура оболочки в пределах, — доложил Святов.
— Скорость — три тысячи, растет. — Пурвис коснулся рычагов управления двигателями. — Отрабатываю торможение. Две тысячи… Полторы… Тангаж минус пятнадцать. Скорость тысяча… Семьсот. Тангаж минус пять… Компенсация угла крена на пределе. Слишком высокое сопротивление «затычки». Необходимо погасить скорость.
— Тогда ее будет недостаточно для планирования, — отозвался Гемм.
— Идем с левым креном. Свалимся в штопор, — предупредил второй пилот.
— Держи скорость шестьсот пятьдесят! Бажен, отстрели вооружение.
Крейсер дернулся.
— Готово.
— Крен — ноль. Скорость опять растет, — сказал Пурвис.
— Тангаж плюс три. Добавь режим основным.
— Скорость шестьсот пятьдесят; вертикальная — тридцать пять. Высота десять.
— Доведи тангаж до плюс пяти, режим восемьдесят. Нужно погасить вертикальную.
— Ох, сейчас ка-ак гробанемся, — покачал головой Хан. Ему никто не ответил.
— Вертикальная двадцать пять. Скорость шестьсот, падает. Высота семь, — продолжал диктовать Пурвис.
— Режим девяносто.
Далеко внизу раскинулся дивный девственный пейзаж: извив реки, бескрайний лес и лента горного массива с белоснежными шапками. Он убегал назад все быстрее и быстрее. Уже можно было различить широкие и плоские кроны деревьев.
— Справа на двадцать лес, кажется, пореже, — сказал Хан, рассматривая картину локатора в собственном визуал-объеме.
— Хорошо, выходи на него, — разрешил командир.
— Скорость шестьсот. Вертикальная пятнадцать. Высота три. Аккуратней с правым креном! — предупредил Пурвис Хана.
— Понял.
Картина леса на экране начала заваливаться и заскользила влево. Потом плавно вернулась в горизонт.
— На курсе, — доложил Хан.
— Скорость шестьсот, высота полторы… Тысяча.
— Тангаж — плюс два. Скорость держать четыреста, — отдал команду Гемм.
— Высота семьсот… пятьсот…
Лес уже волнистым ковром мчался под самым носом крейсера.
— Тангаж — плюс пятнадцать, режим — восемьдесят пять! — выкрикнул командир.
— Но… — засомневался Пурвис.
— Не рассуждать!
— Есть!
Крейсер медленно задрал нос. Людей потянуло вперед, и привязные ремни врезались в тела.
— Скорость двести. Высота сто пятьдесят… Сто… Тангаж растет.
— Держи пятнадцать!
— Вертикальная десять… пять… Высота пятьдесят… сорок… тридцать… Скорость двести.
— Тангаж — ноль! Тормозные — режим сто!
— Высота двадцать пять…
Крейсер с треском вломился кормой в заросли деревьев, а ядерное пламя тормозных двигателей выжгло посадочную полосу в сплошной стене деревьев. Со стороны могло показаться, что это стадо слонов с трубным ревом несется напролом. Крейсер дернулся, круша и подминая под себя обугленные остатки деревьев, и заскользил по ним, быстро сбрасывая скорость.
Отец Ансельм с воплем откатился к приборным панелям и там затих. Корнелиуса оторвало от кресла и бросило на консоли.
Крейсер замер.
— Приехали. — Гемм отстегнул ремни, встал и потянулся.
— Ты не капитан, — завозился на консоли маг и схватился за бок. — Ты изверг! Ох-х, чтоб тебя… — Он спустил ноги на пол и поморщился. — Я бы не доверил тебе и рыбацкой лодки, не то что звездной. Садист, изувер!
— Между прочим, именно ваши необдуманные действия привели к такому исходу, — мрачно заметил Гемм.
— Я-то здесь при чем? — выпрямился Корнелиус и потер ноющий бок.
— Пойдемте, я вам кое-что покажу. — Гемм взял мага под локоть и потащил за собой.
— Да не пойду я никуда!
— Идемте, здесь все равно больше делать нечего. Крейсер уже никогда не взлетит.
Жизнь у Максима не задалась с самого начала. Его перепутали в роддоме, и целых четыре года он рос в прекрасной семье. Потом, когда все выяснилось, его отдали настоящим родителям, которые, кроме бутылки, ничем не интересовались. Взрослея, Макс все отчетливее понимал, что надо самому решать свою судьбу. Получалось у него не очень. Сначала связался с плохой компанией, потом загремел в тюрьму. Выходя на свободу, пытался примкнуть к какой-нибудь банде, промышлять воровством. Но дальше шухера в иерархии не продвинулся.
Так ли уж необходимы в нашей жизни искусственный интеллект и тотальная "цифровизация" общества? Не обернется ли это катастрофой для человечества? Одно можно сказать определенно: всему нужна мера! Ну а если ее нет?..
Думаете, только у людей бывают преступники? Ничего подобного! Среди животных тоже случаются всякие разные неприятные личности, не дающие житья благовоспитанному зверью. Но на счастье последних в Среднелесье проживает гениальный сыщик Шерлок Зай – он-то уж точно не даст спуску преступникам и любого выведет на чистую воду. И не беда, что не вышел он ни ростом, ни статью, да и нюх подкачал. Но зато Шерлок Зай всегда может положиться на своего друга селезня Уотерсона – дипломированного дегустатора и просто замечательного товарища.
Середина XXIII века. Освоено множество планет в нашей галактике. Созданы мощные космические суда; немыслимые расстояния сократились, словно сжатые до предела пружины. Искусственный интеллект, роботы, совершенные компьютерные системы… Но лучше ли оттого стал человек? Увы! Он остался столь же несовершенен: корысть, зависть, ненависть и мелочные искусы снедают его. И потому для частного детектива Патриса Дюпона, берущегося за расследование дел, на первый взгляд кажущихся довольно запутанными и сложными, а порой и вовсе неразрешимыми, всегда найдется работа.
Наш мир, благодаря успешному эксперименту, разделился на множество реальностей. Или только разделится? Сложно определенно сказать, когда борьба за рождение нового мира идет во времени. Борьба за будущее, за сохранение первозданности исторической линии, ее изменение, за власть и господство над миром – каждому свое. И кого в подобной борьбе могут волновать судьбы и чувства отдельно взятых людей, живущих своими «мелкими» насущными проблемами?
Много бродил по свету ходжа Насреддин – заступник бедных и угнетенных, гроза нахальных богачей. Много разного повидал он на своем веку, но где бы ни появлялся ходжа, всегда старался он дарить людям надежду на лучшее и делать их жизнь светлее, восстанавливая справедливость и мстя зарвавшимся богатеям за притеснения простого народа. И вот на пути ходжи раскинулось новое селение. Трепещите же, жадные и бессовестные обиралы!
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.