Im Kreuzvisier - [8]
«Эти парни уничтожили мой последний шанс приземлиться. Обратите внимание, господа, это называется тактическим планированием. Немецкие истребительные части двинутся теперь на юг пешком. И где теперь приземляться мне? Самолёт доедает последние литры бензина. Опять старая история! Ну что ж, тогда я просто долечу до Кротоны и сяду прямо на носке итальянского «сапога», под его стельку. Топлива должно хватить, а если даже нет, то придётся оставить своего верного коня в поле и идти пешком. Пока американцы высадятся на материк, пройдёт время. Они сейчас застрянут на Сицилии.»
Хенн решил придерживаться своего плана. Уже начинало темнеть. Повсюду поднимались столбы дыма. В Кротоне так же всё пылало.
«Господи, и тут не приземлиться», думал Хенн, кружа над полем. Он увидел несколько бегущих фигур и всё же решил попытаться. Красная лампа на приборной панели уже вовсю мигала, и ему не оставалось ничего другого. Он должен был посадить самолёт на брюхо на этом пылающем поле. Он медленно начал разворачиваться. Снизу, от поста управления, взлетела красная ракета запрещая посадку.
«Это ещё почему?»- удивился Хенн- «А! Я не выпустил шасси. Ну уж нет, друзья, я лучше посажу мою машину на брюхо. Я поостерегусь выпускать «ноги». Если моя птичка прокатится лишние пару метров, то наверняка я влечу в этой темноте в какую-нибудь из многочисленных воронок и для меня всё закончится именно в тот момент, когда всё плохое уже осталось позади.»
Петер прикинул всё ещё раз:
«Кроме того, я не знаю, остались ли целы мои шины после того жуткого старта по камням в Салеми. Если я сяду на спущенной шине, то скорее всего скапотирую. Ну уж нет, лучше я проползу пару метров на брюхе, так безопасней.»
Хенн постепенно снижался, а ему навстречу продолжали взлетать красные шарики ракет.
«Да чтоб у вас горбы повыростали!»- ругался он.
Он выровнялся, выключил зажигание, и самолёт коснулся земли, сперва задней частью фюзеляжа, потом уже всем брюхом. Машина проползла несколько метров, развернулась влево и замерла.
«Что ж, на сегодня с меня хватит», пробормотал Хенн.
Он откинул фонарь, встал на сидении и огляделся. Аварийная посадка прошла успешно. Пропеллер, впившийся в землю, выглядел, как изогнутый полип, однако всё остальное выглядело вполне нормально. Вращательный вал явно не пострадал, и мотор можно было ещё использовать. Он отстегнул парашют и выпрыгнул на крыло. Петер размышлял:
«Вот она теперь лежит на земле, верная птичка. Чувствую себя, как рыцарь, у которого под седлом убили коня. У машины ведь тоже есть душа- с ней срастаешься и привыкаешь к ней, как к лучшему другу.»
Спотыкаясь о воронки, Хенн побрёл через поле и остановился перед ближайшим темнеющим зданием. Он должен был найти себе какой-нибудь угол для ночлега, и кроме того, ему надо было разыскать своих товарищей. На командном посту слонялись несколько пехотинцев. Он обратился к ближайшему из них:
«Нашей группе было приказано собраться на этом аэродроме.»
«Кто вам сказал такое?»- удивился человек.
«Приказ был из штаба в западной Сицилии.»
«Нам ничего про это не известно.»
«Как же мне найти своих?»
«Понятия не имею. В любом случае, тут ваша группа не проходила. Завтра с утра отсюда улетает Юнкерс в Неаполь. Летите с ним и узнайте всё в Управлении Фронта.»
«Хорошо, зарезервируйте для меня место в этом Юнкерсе. А где я могу переночевать?»
«В шестом блоке у нас расквартированы пилоты. Только я не знаю, стоит ли ещё само здание. Пару часов назад нас сильно бомбили.»
Он отправился в путь по авиабазе, расспрашивая всех про шестой блок. Каждый встречный давал ему всё новые направления. Склад всё ещё горел и итальянские пехотинцы вытаскивали из огня нонсервные банки. Наконец ему надоели безрезультатные расспросы, он подошёл к ближайшему дому, вошёл и сказал:
«Добрый вечер! Я хотел бы тут переночевать.»
Хенн не особенно стеснялся. Он раздобыл где-то раскладушку, улёгся и попытался уснуть. Однако, несмотря на усталость, он не мог сомкнуть глаз и раздумывал:
«Тут были четыре машины, когда Боинги разнесли всё вокруг. Интересно, где-то они сейчас? Моя «двойка» лежит снаружи и к полётам непригодна. Где же майор, Херберт, адьютант? Я сижу в Кротоне, где по идее должны находиться все. В Реггио они так же не могли сесть. Мне там хорошо удалось рассмотреть горящий аэродром. Я стартовал последним и, без сомнений, прилетел сюда первым. И где же тогда все остальные? Целая группа из 34 самолётов за несколько дней была уничтожена, размётана и разбомблена. Потерь от вражеских истребителей мы практически не имели. Всё это- на совести бомберов. Самолёты разбиты на стоянках, пилоты рассеялись. Немецкие итребительные части уничтожены не в небе, а на земле.»
На следующий день он перелетел на Юнкерсе в Неаполь и расспрашивал там всех, кого только было можно, про свою группу. Ответ всегда был один:
«Не знаем, тут они не появлялись и никаких известий от них не было.»
На другой транспортной машине он перелетел в Фогию. Как ему сказали, «может хоть там что-то известно.»
Он прилетел в Фогию небритым и потрёпанным. На аэродроме он обнаружил «Командование группировкой «большой земли»», находящееся там уже многие месяцы и проводящее время за потреблением красного вина. Пожилой офицер-резервист принял его, пожал в ответ на его расспросы плечами и произнёс:
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.