ГЕННАДИЙ НИКОЛАЕВ
ОСВОБОЖДЕНИЕ «ЗВЕЗДЫ»
ШТРИХПУНКТИРНЫЕ ЗАМЕТКИ
Предисловие редакции
«Сегодняшнему читателю все эти переживания могут показаться каким-то бредом, полной чепухой, но тогда...»
Это слова из заметок известного прозаика Геннадия Николаева о том периоде времени, когда он (с перерывами) работал в журнале «Звезда».
Что ж, вполне возможно, кому-то так и покажется. Сегодняшний читатель, читатель третьего тысячелетия, вряд ли сможет себе представить, в каких условиях выходили книги и журналы не многим более десяти лет назад, что такое был Главлит (цензура, которой у нас для «посторонних» глаз, конечно, не было), что такое сектор литературы обкома партии (коммунистической) — еще одна, идеологическая, цензура с солидным штатом, чуть ли не под микроскопом изучавшим каждую идущую в печать строчку газет и журналов; и наконец — что такое вечный бой «истинных патриотов» с вечным «жидомасонским заговором», когда на собраниях Ленинградской писательской организации в президиуме сидел второй или третий секретарь обкома и мотал на ус (и магнитную пленку), как с трибуны неслось «„Урра!" из пасти патриота. // „Долой!" из глотки бунтаря...». Даром что «Долой!» во всю мощь никак не получалось... Да и как могло быть иначе, когда всех главных редакторов журналов назначал ЦК КПСС.
Спрашивается, можно ли было в таких условиях и при таком пригляде прочитать в журнале что-нибудь приличное, а не только казенную макулатуру, высосанные из пяльцев сюжеты про конфликты «хорошего с лучшим» да сладкие всхлипы про родимые березки и клены?
Вряд ли, засомневается сегодня иной радикальный мыслитель. Но сомневается он теперь — в свободные времена — почему-то и в том, что литература вообще кому-то нужна.
А между тем двадцать лет назад интеллигентный читатель выписывал три-четыре «толстых» журнала, а тот, кто выписывал лишь один, ходил по знакомым за недостающими, искренне радуясь произведениям Ч. Айтматова, В. Каверина, В. Шефнера, В. Шукшина, Ю. Казакова, Ю. Трифонова, Ф. Абрамова, Д. Гранина, В, Тендрякова, И. Грековой, Ф. Искандера, В. Конецкого, Стругацких, В. Аксенова, А. Битова, А. Кушнера, Б. Ахмадулиной (ряд легко дополняется или изменяется по собственному усмотрению). Тоталитаризм тоталитаризмом, но не он ли увеличивает сопротивляемость культуры, не он ли заставляет думать о попираемых ценностях? Так что приличная литература все-таки была, не могла не быть..» Собственно говоря, и все признанные в конце XX века несомненные корифеи художественного свободомыслия — и Иосиф Бродский, и Юрий Домбровский, и Александр Солженицын, и Варлам Шаламов — все они так или иначе пробивались в печать уже в ту глубоко застойную пору, о которой повествует Геннадий Николаев. И, конечно же, сами хотели этого.
О том, в каких условиях и какими трудами и ухищрениями просачивалась к читателю литература сквозь драконовскую идеологию и соответствующую ей цензуру, и рассказывает в своих заметках Геннадий Николаев, последний утверждавшийся в ЦК КПСС и первый свободно выбранный главный редактор «Звезды».
...Мы требуем, чтобы наши товарищи, как руководители, так и пишущие, руководствовались тем, без чего советский строй не может жить, т.е. политикой, чтобы нам воспитывать молодежь не в духе наплевизма и безыдейности, а в духе бодрости и революционности.
Из доклада А. А. Жданова «О журналах „Звезда" и „Ленинград"». «Правда», 21 сентября 1946 г.
— Ну, так давай рассмотрим, милый друг, каким образом возникает тирания. Что она получается из демократии, это-то, пожалуй, ясно.
Платон, «Государство»
1. «Тихие» годы
(А. С. Смолян, В. В. Конецкий, В. Ф. Тендряков, Г. К. Холопов, А. Г. Битов, Ф. А. Абрамов, П. В. Жур и другие)
Александр Семенович Смолян (1909—1979) — редактор от бога — рассказывал, что родился на пароходе, в Атлантическом океане, когда семья, попробовавши американской эмиграции, двинулась в обратный путь, в провинциальный городок Лебедин, ныне Сумской области, в свою родную патриархальщину, «защищенную» от монарших «милостей» чертой оседлости.
Знакомство наше произошло удивительным образом. Еще в Москве, в конце апреля 1975 года, я попросил мою коллегу по Высшим литературным курсам ленинградку Аллу Драбкину, собиравшуюся на праздники домой, отнести в какой-нибудь ленинградский журнал мой только что законченный рассказ «Чистые „хвосты"». Просто так, наудачу. Она прочла рассказ, но ничего не сказала, лишь неопределенно пожала плечами, дескать, такая проза не в ее вкусе. Однако просьбу обещала выполнить.
Я все еще оставался в Москве, прилежно посещал семинары в Литинституте на Тверском бульваре, с восторгом, как и все вээлкашники, слушал Г. И. Куницына, этого изгнанного из ЦК КПСС бесстрашного и страстного оракула, зевал на других лекциях, снова взбадривался на семинаре прозаиков у С. П. Антонова. Время шло, я забыл про рассказ, и вдруг — телеграмма на домашний адрес в Ленинграде. «Прошу срочно позвонить мне редакцию либо домой — СМОЛЯН». Инна, жена, недоумевала: «Кто такой Смолян? Какая редакция? И что все это значит?» А я и сам не знал. Решили пустить дело на самотек.
