Геннадий НИКОЛАЕВ
ЗАБРОШЕННЫЙ ПОЛИГОН
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
— Вы, молодой человек, проявили незаурядную настойчивость. Это хорошо. Вялым в науке делать нечего. Если аспирант, лучше всех понимающий значение своей темы, не может убедить других, не может справиться с трудностями на первых же шагах, то лучше ему не ввязываться в эту игру. Пусть идет инженером на производство или в отраслевую науку. Верно, молодой человек?
— Верно! Лично я просто кожей чувствую, как тема давит на меня. В смысле важности.
— Вот-вот! Кожей! Именно кожей! А тема у вас действительно чрезвычайно важная. Потому и обсуждаем. Вообще мне нравится ваш «самовар». И картинки красивые. Но вот вопрос: если этот, как вы говорите, лазерно-плазменный штопор действительно пробьет толщу воздуха до пяти километров...
— Пробьет! Клянусь!
— Хо-хо! Молодец! Однако уверенность в науке хороша, самоуверенность пагубна. Где вы собираетесь испытывать установку? Надеюсь, не в городе?
— Аэрофлот не подпускает ближе чем на две сотни километров — по всем четырем направлениям.
— Правильно, не хотят рисковать...
— Перестраховщики! Чего бояться-то? Это же не пушка.
— Вам, простите, сколько лет?
— Двадцать шесть.
— О! Если бы юность знала, если бы старость могла... Моей внучке двадцать девять... Ну-с, молодой человек, чем сердце успокоится?
— Вы имеете в виду... испытания?
— Вот именно! Где? Когда?
— Тут так. Если уходить слишком далеко от города, то усложняется электропитание установки. Вообще усложняется всё: доставка, монтаж и так далее. Если же слишком приближаться, то растут помехи от сетей и предприятий городской зоны.
— Значит, вы оказались в положении Одиссея в Мессинском проливе, между Скиллой и Харибдой. А помните, как поступил Одиссей?
— Залепил уши воском и велел привязать себя к мачте...
— Молодой человек! Вы путаете. Так он поступил, когда спасался от сирен, этих красоток со сладкими голосами.
— Возможно, возможно. А вы ничего не перепутали? Почему вы сказали «Скилла»? Разве не «Сцилла»?
— Можно и так и этак, но у Жуковского — Скилла.
— У Жуковского?! Это же Гомер!
— А переводчик — Жуковский. Классику надо перечитывать, молодой человек. Так вот, против Скиллы и Харибды, как мне помнится, царица Цирцея не знала средств, но посоветовала не приближаться к Харибде в периоды, когда та заглатывает море, держаться поближе к Скилле, хотя при этом придется потерять шестерых гребцов. Почему шестерых? Не помните?
— Столько ей требовалось на завтрак.
— Хм, потому что у нее было шесть голов. А вообще какие можно сделать выводы из столь поучительной истории? Не мучайтесь, я вам скажу. Во-первых, в мире есть вещи, не подвластные даже богам! Мысль весьма крамольная во времена Гомера. Да и по нынешним — тоже. И как только «Илиаду» и «Одиссею» пропустила греческая цензура?! Во-вторых же, в науке, как и в жизни, надо искать, батенька мой, пристойных компромиссов. Но не всегда! В тех случаях, когда дело идет о чести, об истине, о порядочности,— никаких компромиссов! Только на костер! Ну, а в данном случае, что ж, конечно, надо выбирать золотую середину. Решили, где она?
— Деревня Камышинка, двести двадцать семь километров. Есть подстанция, правда, сельская. И есть старый заброшенный полигон. В годы войны там пристреливали минометы.
— Откуда такие архисекретные сведения?
— Это моя родная деревня...
— Вот как! А подстанция? Хватит мощности?
— Мы прикидывали, должно хватить. Ну, если возникнет дефицит, думаю, на какое-то время можно отсечь все остальное...
— А местные согласятся? Крестьяне.
— У меня отец председатель колхоза, поможет. Я ведь поэтому и выбрал родную деревню.
— Разумно. Тем более, насколько я понимаю, вы уже в цейтноте.
— Есть немножко.
— Аспирант не должен опаздывать с диссертацией, это, знаете ли, все равно что опаздывать на собственную свадьбу. Да? На собственную свадьбу опаздывать не годится. Значит, вы деревенский?
— Был.
— Почему же «был»? Это, молодой человек, навечно, как, скажем, питерский, тамбовский, рязанский, вологодский. Я, к примеру, местечковый. Крохотное было местечко — возле Шклова,— вшивое, грязное. Помню, в сенях нашей хибарки стояла кадушка с селедкой и мы, голопузые, запускали туда ручонки, вылавливали рыбицы и хрустели, как огурцами. А папа любил шутить: «И что за паршивый город Шклов — когда надо разменять десять рублей, так нет этой паршивой десятки». Думаю, папа больше трех рублей зараз не держал в руках за всю свою жизнь. Понимаете, молодой человек, не надо стыдиться места своего рождения. И среды, из которой вышел. Я, например, с гордостью говорю, что родился в местечке. Человек в течение жизни или поднимается, или, наоборот, опускается. Одно дело — родиться в потомственном особняке, в семье, скажем, генерала или министра, и совсем другое — в грязной вонючей хижине. Разные нужны «затраты», я имею в виду душевные, умственные, физические, чтобы выйти «в люди». Так что гордитесь: вы — деревенский!
— Вы говорите — местечковый, а совсем не похожи.
— Не похож — на кого?
— Ну, на местечкового, в том смысле, в каком обычно понимают.
— А на кого похож?
— На нормального академика.
— А есть ненормальные академики? Смешно...