Икс, Игрек, Зет - [2]

Он подошел к прилавку, на котором лежали фотоаппараты, часы, барометры.

— А тебе что, мальчик?

Юркая продавщица с острым птичьим лицом смотрела на него с откровенным подозрением.

— «Кама»… «Кама» у вас продается?

Где-то в глубине души он хранил надежду, что папа все же не понес «Каму» в комиссионный.

— «Кама»?

Саня проследил за взглядом продавщицы и увидел камеру. Вот она, в кожаном футляре… Висит на гвозде, словно безработная авоська. Его «Кама»!

— А деньги у тебя есть? — спросила продавщица.

— Мне только посмотреть.

— У нас не ТЮЗ. Отойди отсюда, не мешай покупателям.

Как выручить «Каму»? Как выручить?

К прилавку подошел мужчина в шляпе и стал шарить любопытным взглядом по выставленным вещам.

— А это что? — спросил мужчина, тыча перед собой длинным пальцем.

У Сани екнуло сердце.

— Узкопленочная киносъемочная камера, — с готовностью ответила продавщица и сняла «Каму» с гвоздя. — Один на восемь миллиметров.

— Интересно!

Мужчина пробежал глазами инструкцию, запустил пальцы в футляр и, схватив шнур, бесцеремонно, словно щенка за шкирку, вытащил камеру. Покрутил в руках, стал заводить пружину.

— Хватит! — не выдержал Саня.

— Почему — хватит? — Мужчина посмотрел на него недоверчиво. — Тут сказано — двадцать поворотов.

— Не обязательно до самого конца.

— А как фотографировать?

— Не фотографировать, а снимать… Нажимать вот эту кнопку.

— Интересно!

Мужчина нажал кнопку изо всех сил. «Кама» жалобно щелкнула. Саня стиснул зубы и с ненавистью посмотрел на костистые пальцы мужчины. Они все жали и жали кнопку. «Кама» трещала, надрываясь, а мужчина улыбался, широко и бессмысленно, как грудной младенец занятной игрушке.

Завод кончился. Мужчина завел пружину еще раз и снова принялся щелкать. Больше Саня не мог выдержать этой пытки. Он выхватил «Каму» из рук мужчины.

— Вы же сломаете!

— А тебе что? — обиделся тот. — Интересно!

— Уходи отсюда! — накинулась на Саню продавщица, отбирая аппарат. — Кому я сказала?

Саня отошел и с замиранием сердца стал наблюдать за мужчиной издалека. Но тот, пощелкав еще немного, вернул «Каму» продавщице. Он вовсе не собирался ее покупать.

Саня вздохнул с облегчением.

Кончился рабочий день, народ пошел гуще. «Кама» уже побывала в нескольких руках, но снова возвращалась на место.

Серьезная опасность возникла перед самым закрытием магазина.

Саня уже хотел уходить, но тут заметил у прилавка мальчишку с отцом. Мальчишка смотрел на «Каму» и хлопал в ладоши:

— Вот, вот!

Они попросили камеру и стали рассматривать, по-хозяйски, не щелкая зря, и Саня почувствовал, что надо немедленно что-то предпринять, если он не хочет навсегда лишиться своей «Камы». Он набрал воздуха, нырнул в гущу людей, пробрался между шубами и пальто и вынырнул возле прилавка, совсем рядом с мальчишкой. Бросил на камеру пренебрежительный взгляд и произнес негромко, чтобы не услышала продавщица:

— Дрянь!

Мальчишка сразу насторожился:

— Откуда ты знаешь?

— А у меня была точно такая же. Фокусировки никакой — все смазывает. И потом пружина.

— Что пружина?

— Сразу полетела. Еле-еле сбагрил через комиссионку.

— Видишь! — отец мальчишки пихнул «Каму» обратно в футляр. — Я же тебе говорил: обождем, пока будет в фотомагазине.

— Вот правильно! — поддержал его Саня. — А то тут такое купите…

— Опять ты! — подскочила к нему продавщица. — Вот я сейчас милиционера позову… Не слушайте вы его, хорошая камера, новая совсем.

Но зерно сомнений, посеянное Саней, уже дало ростки…

Когда Саня возвращался домой, у него уже не так болела душа. До завтрашнего дня «Кама» в безопасности. Теперь надо уговорить папу взять ее обратно из магазина.

Но это оказалось делом невозможным. Папа пришел очень поздно и говорить с Саней не стал. Не помогли ни Санины слезы, ни мамино ходатайство.

Утром Саня решил: надо снова идти в комиссионный. До половины одиннадцатого он просидел в классе, а затем, сделав кислое лицо, пошел в учительскую к Елизавете Петровне.

— Голова болит? — встревожилась учительница. — Не заболел ли?

Она озабоченно положила Сане на лоб мягкую руку, и ему стало не по себе. Он бы ни за что не стал ее обманывать, если бы не «Кама».

— Жара нет. Наверное, так, весеннее. Иди домой, полежи.

У выхода он столкнулся с Вадимом Соколовым — в школе его звали просто Соколом. Он шел с улицы. Румяный, возбужденный, весь мокрый — играл в снежки.

— Ты куда?.. Постой!

Он увлек Саню к раздевалке, осмотрелся — вокруг никого не было — и быстро прикоснулся пальцами к своему правому уху, к глазу и, наконец, ко лбу.

— Таобоскоа — Икс, — произнес он при этом.

— Таобоскоа — Зет.

Саня тоже проделал весь комплекс прикосновений, только в обратном порядке: сначала он тронул пальцами лоб, потом глаз и в заключение легонько шлепнул себя по уху.

— Сегодня в шесть у меня: Игрек принесет чертежи.

— Не знаю, Сокол… Я…

— Никаких «не знаю»! Ты давал клятву или не давал? Помнишь? «Что бы со мной ни случилось, запретят ли мне дома, буду ли я лежать с ангиной, все равно, по первому зову Икса…» Вот я тебя и зову.

— Я постараюсь.

— Обязательно, слышишь!..

До комиссионного магазина было минут пятнадцать ходу. Часы возле гостиницы показывали только половину одиннадцатого. Саня пошел медленнее. Торопиться не стоило. Простоишь там в толпе, возле дверей.