Зависть? Тизкар болезненно сморщился. Да, всю его жизнь – зависть! Уже почти тридцать пять лет как. Он всегда был вторым, всегда стоял на шаг позади. Всего один какой-то паршивый шаг! Они были двоюродными братьями. Но сейчас… Сейчас не в зависти было дело. К той зависти он давно привык, смирился, даже однажды начал радоваться, что все именно так, а не иначе. Пусть. На шаг позади, всего лишь один какой-то шаг, за спиной… Но вот сейчас, все так же смотря в спину царя, становилось страшно. Скачет. Скоро прискачет уже. Эх, царь ты царь, горный козел, поскользнулся бы что ль наконец, сломал бы ногу, и мы бы все вернулись домой. Нога-то что, срастется, все ведь на тебе, как на собаке. Можешь даже не ломать взаправду, не скажем никому. Главное вернуться. Только ведь не вернешься? А? Царь? Сил уже нет на это смотреть. Собрался было окликнуть снова.
– Заткнулся бы ты, Тиз, – сквозь зубы посоветовал Этана.
Едва не пихнул в спину. Тащится следом, челюсть упрямо выставил вперед, накренился, от него за версту шибает потом и мокрой шерстью. Буйвол – он буйвол и есть. Огромный, на целых пол головы выше даже здоровенного Тизкара, мощный, обманчиво неторопливый и неуклюжий на вид, не человек – гора. Но эта гора, когда случалась необходимость, умела двигаться бесшумнее совы, быстрее и точнее стрелы, пущенной умелой рукой.
И этой горе Тизкар доверял даже больше, чем самому себе. Самому себе он вообще мало доверял, так уж вышло. Да, буйвол прав, лучше помолчать. Давай, топай вперед. А то услышат еще.
У края земли, у края небес, боги или демоны услышат – уже не важно. Но если услышат… Тизкар криво ухмыльнулся. Если услышат – кто знает, чем обернется. Уж наверняка Гизиду, хозяин этих лесов, не пощадит их. Как и они не пощадят его стража, разнесут на куски. За тем и пришли.
Волосы противно липнут ко лбу, струйки воды навязчиво лезут в глаза, заставляя щуриться, и лезут за воротник, пробирая холодом до костей. Пальцы на ногах совсем онемели. Эх, и жрать охота, вечер уже, давно бы пора устроить привал. Вот дойдут, и будет им. А завтра уже, небось, чудище убивать.
Впятером они идут, герои! на чудище! Как же! Златокудрая-то царя послала, он и поскакал! А они все за ним следом. Сами. Тоже, типа, повоевать приспичило, тоже подвигов захотелось, аж до зуда в заднице. Ага.
Впрочем, вон Илькуму действительно захотелось до зуда. Мальчишка он еще, даже больший мальчишка, чем кажется. Вон, бредет за Этаной следом, спотыкаясь на каждом шагу. Такой же мокрый и грязный, кажется, совсем неуместным здесь. А ведь не хуже прочих. Илькум – стрелок. Лучший стрелок, гениальный. Таких, как он – не найти. Все, что могло с грохотом или легким свистом вырваться из рук, все что могло неотвратимой молнией метнуться, ища свою цель – цель находило. Будь то маленькая пуля эредской винтовки, полулегального дара богов, или тонкая красноперая стрела кузунского лука, или широкое майрушское копье – все находило цель – быстро, легко и неотвратимо. Говорят, это дар Думузи, хозяина ветров. Что ж, может быть, а может и нет, кто их, этих богов, разберет.
Герой! А какой же герой без подвигов? Царь отговаривал, Тизкар отговаривал, Этана, так вообще, бегал, ругался, кулаками махал, а толку? Куда ж тебе, мальчик? Нет, все равно, говорит, пойду! Не возьмете, говорит, запрете – все равно пойду! Убегу, и за вами следом. Ладно, взяли. Лучше уж пусть под присмотром геройствует, так спокойнее. Да и хороший стрелок не помешает.
Тизкар молча скрипнул зубами. Ноги скользят по камням, еще немного, и сорвется, покатится куда-нибудь в пропасть, вниз головой. И без всякого чудища, пропади оно!
А вот на хрен Златокудрой чудище? А? Кто бы сказал? Подвигов захотелось во славу ее? Тизкар неохотно вздохнул – эх, нам не понять, неисповедимы пути твои… Привилегия солдат – не спрашивать, не думать, а просто идти вперед. Надо – пойдем, не надо – так дома останемся, отдыхать будем, есть-пить будем. Что нам? Спрашивать и думать – удел царей. Пусть этот козел горный думает, чтоб ему! Вон как резво скачет, ему-то и думать недосуг, взыграло у него!
Может, давай я тебе сам ногу сломаю, царь? А потом радостно потащим тебя домой. Тизкар на мгновенье закрыл глаза.
Там, где-то далеко, у стен Аннумгуна, плескалось теплое море, изумрудно-зеленое у берега, спокойное, ласковое. Помнится, тогда он стоял на берегу, вглядываясь в горизонт, все казалось – в невообразимой дали он видит хрустальный небесный свод, искрящийся от солнечных бликов, звенящий на ветру.
– Тиз, у тебя есть сыновья? Вздрогнул, потом хохотнул, пытаясь припомнить.
– Не знаю, может и есть.
Царь стоял рядом, все еще думая о чем-то своем, совсем не о том, о чем спрашивал, широко расставив ноги, подставив лицо свежему соленому ветру и щуря глаза.
– А у меня нет, – сказал он. – Ты знаешь, столько женщин было, но либо вообще не рожали, либо девочек. Как думаешь, почему так?
– Бояться?
Атну усмехнулся, вздохнул, поскреб шершавый подбородок, потом сморгнул, словно возвращаясь в действительность из далеких земель.
– Но ведь ни одна, Тиз, за столько лет… – медленно произнес он. – Я ведь все перевернул с ног на голову, но нет. Пусть бы даже соврала. Я бы сделал царицей, признал бы сына наследником.
