Игра с огнем - [76]

– Я знаю, Джонатан меня любит. Он просто ошибся. И потом, если я откажу Джонатану, нет гарантий, что с Адамом все срастется. А если потом окажется, что он ничем не лучше?

– Не надо об этом беспокоиться. Веселись. Подумай, сколько всего можно сделать, если ты свободна! Сколько всего, о чем я сейчас жалею…

Вот что такое быть дочерью невесты по каталогу: все мамины желания тяжело ложатся на мои плечи. Она хочет, чтобы я сосредоточилась на прибыльной карьере, чтобы смогла купить хороший дом и поездить по миру. Замужество не должно быть главной целью. Когда она читала мне сказки, то всегда придумывала другой финал. Золушка не выходила за принца; Белоснежка просыпалась от того, что ее обнял друг.

Теоретически я с ней согласна – мужчина мне не нужен. Но что делать, если я его хочу. Или их.

– Побудь свободной. Повеселись.

– Мам, никто не думает, что одной быть весело. У меня вся работа на этом строится.

Она качает головой:

– Ты не знаешь, что упускаешь.

– Ты понимаешь, сколько клиентов кожу бы с меня живьем содрали, только бы оказаться помолвленными? Они так одиноки, что на все готовы.

– А тебе не было одиноко, когда была с Джонатаном?

В этом есть здравое зерно. Я отодвигаю мороженое, утыкаюсь лбом в стол и закрываю глаза. Когда я думаю о будущем с Джонатаном, я никак не могу увидеть его. Я вижу только себя, одну в его квартире. Себя, заказывающую доставку еды на одного. Себя, в одиночестве носящую на руках вопящего ребенка с голубыми глазами. Раньше было не так – когда мы только влюбились друг в друга и сворачивались калачиком в наших студенческих квартирках в Париже той необычно холодной весной. Но уже давно я не чувствую ничего, кроме одиночества.

– Замужество – это не обязательно навсегда, – говорит мама. – Но нельзя выходить замуж, если уже видишь, какой у брака срок годности.

Я смотрю на нее и замечаю у нее в глазах слезы. Я всегда думала, что понимаю, через какие испытания прошла мама, когда познакомилась с отцом и вышла за него замуж. Она рискнула, поставив на то, что сможет полюбить отца, желая избежать нищеты в России. Она бросила семью, друзей, родной город… все, что знала. Выучила английский и переехала за полмира в поисках лучшей жизни. Она была не такой, как женщины, которые нанимают матчмейкера в «Блаженстве». Для нее замужество не имело отношения к любви – оно было возможностью.

Я провела годы, пытаясь не быть как мама, но сейчас у меня такое чувство, словно я загнала себя в тот же угол: положилась на богатого парня, которому нельзя доверять, надеясь стать счастливой.

Я ложусь в своей прежней спальне в пижаме времен школы и шлюховатых красных трусах, которые утром надела в обреченной попытке почувствовать себя лучше. Бо€льшую часть ночи я таращусь на светящийся в темноте будильник, который показывает все больше и больше времени. Уже почти светает, когда я принимаю решение. И его окончательность жжет мне грудь изнутри.

Глава 24

Если твой парень постоянно тебя бросает, чтобы пососать своему боссу – или чем там весь день занимаются инвестиционные банкиры, – удачно им манипулировать, чтобы он сразу отвечал на твои сообщения, можно, если на тридцать шесть часов оставить его в подвешенном состоянии после того, как он сделал тебе предложение. Поэтому, когда я пишу Джонатану, что готова поговорить, ответ приходит через пару секунд.

«Отлично. Сегодня вечером? Я смогу закончить пораньше», – пишет он.

Я валяюсь на диване и чешу Орландо за ушами. Выжидаю добрые три минуты, наслаждаясь каждой секундой, которую Джонатан, наверное, проводит в панике. Как приятно, когда ты в сильной позиции. Неудивительно, что патриархат так не хочет ее уступать.

«Встретимся у тебя в 7», – пишу я.

Я знаю, что это для него слишком рано. Мне наплевать.

«А нельзя в 8?»

Потом выскакивает второе сообщение.

«Нет, знаешь, это важно. Я все устрою. Увидимся в 7. Люблю тебя».

Я не отвечаю. Кто последним пишет, тот больше любит, а все знают, что любить – вернейший способ потерять власть в отношениях. И потом, я занята. В три часа охранник указывает мне на турникет в просторном вестибюле «Esquire» и направляет по эскалатору к лифтам. Диего ждет наверху, прислонившись к серой стене и печатая что-то в телефоне. Увидев меня, он выпрямляется.

– Вы, наверное, Саша, – говорит он, протягивая мне руку. – Диего. Так здорово наконец увидеть ваше лицо.

– Спасибо, что позвали меня.

Он прокатывает карточку, чтобы открыть дверь, и мы идем мимо ряда письменных столов в комнату для совещаний за стеклянной перегородкой, откуда открывается потрясающий вид на Центральный парк. Садясь во главе стола, Диего расстегивает серый твидовый пиджак и указывает мне на стул справа от себя. Оттуда я вижу поверх плеча Диего, что происходит в офисе; Адам тянет шею. По-дурацки показывает два больших пальца, а я чувствую, что у меня сейчас взорвется сердце. Я вынимаю из сумочки папку с тремя экземплярами резюме и протягиваю один Диего.

Я подготовилась к собеседованию, прочитав все об отношениях на Esquire.com за последний год, отрепетировав ответы на возможные вопросы и мучая Адама сообщениями о том, что мне следует знать. (Его совет «лучше не называй мужчин ужасными» принят во внимание.)