Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [39]

Горе переполняет меня,

Горькие, льются

Мои слёзы

Из-за мальчика, которого я породил –

Золотого ребёнка,

Самой большой моей радости,

Почему, о друзья,

Я не умер вместо него!

Однако Князь Смерти похитил его

Из моих объятий,

И моя боль утихнет, только

Когда я возлягу рядом с моим сыном.

Сколько раз приходилось писать по заказу стихи в память умерших детей, не думал, что сам окажусь на месте безутешного отца.

Ребёнок похищен с отцовской груди,

Теперь покоя отцу не найти,

«Лучше бы мне на свет не родиться,

Чем дорогого сына лишиться!»

Пожалейте меня, прошу вас, друзья!

Ведь Господь взял сына, которого я

Держал в объятьях, свет глаз моих!

Омыл я его в слезах своих,

Похоронил меж ребёр… О нём

Говорю я всё время, ночью и днём.

Сердце моё, моё естество!

Умер мальчик – и сердце мертво.[108]

Спустя немного времени ушла дочь… Вместе с жизнью детей уходит и моя жизнь. Как никогда прежде разуверился в возможностях медицины. Почему я не умер вместе со своими детьми… Моя боль утихнет только тогда, когда я лягу рядом с ними.

Может быть, смерть детей служит мне наказанием за то, что я прижился в чужой стране и всё реже вспоминал об Иерусалиме. Нет, я не отменял своего решения отправиться на Святую землю. Вот и Эмеле – моя верная подруга, незаменимая жена – готова разделить со мной любые трудности. Никогда не отговаривала от столь опасного морского путешествия – сначала в Египет и оттуда в Палестину. Корабли тесные, тихоходные; немногие решаются на столь дальнее плавание, разве что одержимые паломники и купцы, торгующие с заморскими странами. Сколько кораблей гибло во время шторма! Представляются выбившиеся из сил моряки; каждая минута может стать последней. Не раз в воображении рисовалось морское путешествие Ионы – его бегство от поручения Всевышнего.

Во время разыгравшейся смертельной бури как тогда, так и сейчас из корабля выбрасывают в море тюки бесценного груза; всё лишнее – кроме жизни людей; «и взмолились они Господу…».

Друзья отговаривают меня от столь рискованной затеи, убеждают, что земной Иерусалим вовсе не небесный, каким я его воображаю. Им кажется безумием бросить дом, жену, единственную оставшуюся дочку. Да и прочное, нажитое годами положение, заслуженная слава поэта и врача многого стоит. Сколько раз приходилось слышать: «Даже если тебе удастся добраться до берегов Палестины, что ждёт тебя, немолодого, одинокого, в разорённой стране под гнётом наших ненавистников?» Когда подобные наставления проникают в душу, сомнения начинают одолевать меня: а не за смертью ли я еду? Наступает хандра, сознание конца дороги. Нет, не могу отказаться от своего решения, ибо это значит изменить мечте. Не только мечте, но и надежде обрести свою страну, ведь мусульманский юг и христианский север Испании никогда не станут нам надёжным пристанищем. На ум приходят строчки ещё не написанного стиха:

Ты поленишься вовремя в путь снарядиться

И свой жребий продашь за горшок чечевицы?..

И всегда, исполняя Господни веленья,

Будь отважнее льва и быстрее оленя.

Не роняй своё сердце от страха в пучину,

Если гор водяных станут падать вершины,

Если руки матросов как тряпки повиснут,

Мореходы беспомощно зубы лишь стиснут…

И ни в ком уже нет ни надежды, ни веры,

Что помогут в беде им обычные меры…

Когда все божествам своим станут молиться, –

Ты к святая святых поспеши обратиться…

И заслуги всех предков твоих Он оценит –

Воскресит мертвецов, плотью кости оденет.

Волны стихнут, людские обрадовав души,

И улягутся мирно, как стадо на суше…[109]

Годы идут… Конечно, я не отменю своего решения! Отдаю себя во власть Провидения! И никаких сомнений! Вот только бы определилась моя единственная дочка; она появилась на свет, когда мне было уже под сорок. Старшие дети умерли, а её, наверное, спасло от заражения грудное молоко матери. Из раза в раз повторяются страдания Иова, потерявшего своих детей, и повторяется его крик к небесам: «За что?! За что мне это наказание?! В чём мой непростительный грех?! Почему умерли мои дети?» Небеса молчат. Лучше бы я умер! Что я могу… Только и остаётся смириться со своей участью. Сознанием бессилия успокоился библейский Иов… Да только ли Иов почувствовал свою малость перед всемогуществом Создателя? Трудно, невозможно заглушить горе утраты.

Тут уж невольно думаешь, что душам невинных уготована лучшая участь в следующем воплощении. Всё чаще вспоминается последняя война за независимость Иудеи под предводительством Бар-Кохбы, его мученическая смерть. Тогда, после поражения восстания, погибли самые достойные. Они возродятся к новой жизни. Вот и дети мои тоже… Будучи врачом, я не спас их, и никакие знания не помогли. Если от нас ничего не зависит, только и остаётся кричать небесам о справедливости.

Моя дорогая Эмеле после смерти детей стала быстро уставать. Нет, она не жалуется, но ей всё трудней справляться с жизнью. Пока я устраивал дела, чтобы после моего отъезда она ни в чём не нуждалась, подросла дочка. Сейчас, в свои шестнадцать лет, даже слышать не хочет о женихах. Умная, красивая, образованная, могла бы выбрать достойного мужа из тех молодых людей, что ходят к нам в дом. Жена просит дочку не отказываться от достойных претендентов, ибо хочет увидеть внуков ещё до того, как Всевышний, вершитель судеб, заберёт её к себе. Я тоже уговариваю нашу единственную наследницу выйти замуж, пусть не по большому влечению, зато будут дети и будет кого любить. И Эмеле не так тяжело будет переживать мой отъезд. Любовь к детям – счастье, она наполняет нас, даёт ощущение продолжения жизни.