Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [123]

Суть конфликта в том, что наши братья-враги утверждают, что они являются единственными законными хозяевами Палестины, потому что мусульмане завоевали её ещё в седьмом веке. Для них наш царь Давид – Дауд, Соломон – Сулейман и Иисус – Иса являются пророками ислама. И чтобы утвердиться в праве наследия, построили мечеть на Храмовой горе. Но мы завоевали эту землю ещё в тринадцатом веке до нового летоисчисления, и с тех пор она называется Землёй Израиля; Израиль на языке халдеев означает «зрящий Бога». Здесь никогда не прекращалось еврейское присутствие. А в течение последних полутора веков евреи постоянно составляли большинство населения Иерусалима – святого города также для христиан и мусульман. Однако для нас, в отличие от других народов, Иерусалим – единственный святой город. Наше право владения записано в Святом Писании, на котором основано и христианство, и мусульманство. И только когда мы снова стали хозяевами своей страны, запущенная, давно одичавшая земля снова расцвела.

Ещё скажу своему единственному внуку, что репатрианты из России в основном правые, ратующие за решительное сопротивление арабам: мы ведь на своём опыте знаем, что зло может быть побеждено только силой. Это не воинственность, а решимость отстоять своё единственное на земле место. Еврейский национализм означает право на жизнь. Мы ещё не забыли чувство изгоя в чужой стране.

Исламисты борются с нами за право наследия, а в средневековой Испании видели в нас «Народ Книги». Тот «золотой век» связан с процветанием мусульманской цивилизации – Испания была империей поэтов, философов и просвещённых правителей. Если бы палестинские арабы не видели в нас врагов, всем было бы только лучше.

О том, что, пройдя шесть войн, Израиль живёт под постоянной угрозой терактов, не буду говорить своему мальчику, это известно из международных новостей. Не буду рассказывать и о том, что желание спокойной жизни и неподъёмные цены на квартиры нередко становятся причинами покинуть страну, уехать в другие страны, в Америку например. Что для молодых людей, не живших во времена погромов, ярого антисемитизма и не прошедших ужасов Холокоста, отвоёванный Израиль?

Скажу, что юноша, в отличие от старика, может мечтать, может поставить перед собой цель и идти к ней. Счастье – это самореализация. Легче жить со сверхзадачей: до самых последних дней будешь в пути. Хорошо бы мой мальчик эти слова сделал своей жизненной программой.

Как-то Арик обмолвился: «Вот если бы люди, озабоченные проблемой продления жизни, придумали способ стать счастливыми…» Счастье все понимают по-разному… Если бы вдруг он заинтересовался чем-нибудь, положим, биологией, я тоже старался бы вникнуть в эту науку, и мы бы читали с ним одни и те же книги.

И Това никак не определится, хорошо бы вышла замуж. Только вряд ли муж и дети успокоят её мечущуюся натуру. Семья необходима молодой женщине, но для ощущения полноты жизни нужно найти своё дело.

Она сидит передо мной и рассказывает:

– Не могла я задержаться в том бриллиантовом бизнесе, сначала игры с покупателями забавляли, потом стало противно. Не могла больше улыбаться толстопузым, изо всех сил быть любезной с ними, даже за проценты от выручки. И невмоготу стало изо дня в день, сидя перед зеркалом, накладывать макияж, и всё для того, чтобы потрошить чужие карманы. Полгода продержалась там. От денег, что заработала в роли подсадной утки, только и купила новый диван. И ещё остались деньги, которые уплатила за первый семестр двухгодичных курсов, по окончании которых обещали неплохой заработок.

– Каких курсов? – в нетерпении спросил я.

– Не помню, как они называются. По крайней мере, у меня будет специальность.

– Но чем ты будешь заниматься?

– Наверное, собирать какие-то микроскопические детальки в хайтеке.

– Что такое хайтек?

– Ну, это что-то вроде модерного производства. Девушки, что пришли на эти курсы, тоже, подобно мне, оказались неудачницами. Хотя, быть может, им, в отличие от меня, не так уж и трудно усидеть на одном месте. При этом голова у всех должна быть повязана косынкой, чтобы не упал ни один волосок. Прямо как в армии, когда работала на кухне. И стала бы я до пенсии, сгорбившись со спрятанными кудрями, собирать электронные микросхемы, а ведь распущенные волосы – моя главная красота.

– Но, – невольно вздохнул я, – можно поискать другие варианты.

– Не нашла. Заходил ко мне домой сосед, бывший начальник. Помните, я рассказывала?

– Да-да, помню, конечно.

– Звал вернуться в его бриллиантовый бизнес, обещал отдать деньги, что уплатила за обучение на курсах. Конечно, живая работа с людьми лучше, чем изо дня в день быть приклеенной к стулу. Курсы я бросила, но и в царство алмазов не вернусь, то пройденная дорога.

Я молчал, и Това продолжала:

– Случайно встретила на улице Наташу – бывшую одноклассницу. Мы когда-то вместе пели, ко мне она не могла прийти – не та обстановка была у нас в доме: всякую незамужнюю женщину или девушку отец считал проституткой. Я ходила к ней. Мы пели дуэтом, и в азарте я брала высокие ноты, пока не сорвала голос.

– А Наташа? Чем она занимается?

– Наташины способности проявились ещё в школе, она не только пела, но и рисовала лучше всех в классе. После армии сняла комнату на чердаке в Иерусалиме и поступила в художественную школу. Теперь она работает гримёром в театре «Хан». Занятость не постоянная, если есть спектакль – зовут, а нет – простаивает. Сейчас простой, денег не платят; чтобы меньше обходилось жильё, позвала меня в компаньоны. И работу мне нашла – продавать билеты в кассе этого театра. Куда как приятней улыбаться желающим посмотреть спектакль, чем растягивать рот в улыбке перед толстосумами.