Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [116]

Неожиданно приходят в голову разные мысли и так же неожиданно исчезают… Слышал или читал, что у первого человека Адама появилось осознание своего «я», когда он надкусил яблоко от древа познания. В следующий раз, когда буду разговаривать с внуком, скажу ему о единстве знания и веры. Скажу, что вера заложена в нас; в истории человечества не было безрелигиозного общества. Знание переходит в веру, и наоборот. Пророческий дар не может быть отделён от разума. Ещё скажу, что, согласно нашим мудрецам – Спинозе и Эйнштейну, – «разум и интуиция позволяют человеку приобщиться к источнику всего сущего». Этим источником Спиноза считал интеллектуальную любовь к Богу, которая делает наш разум бессмертным. Когда нью-йоркский раввин спросил Эйнштейна: «Верите ли вы в Бога?» – Эйнштейн ответил: «Я верю в Бога Спинозы, который открывается нам в гармонии всего сущего»; законы мышления подтверждают божественные законы природы.

Через сотни, тысячи лет перекликаются мысли мудрецов; Барух Спиноза, помимо изучения Торы и Талмуда, читал Платона, Аристотеля и в плане не только ума, но и души был близок со своим единоверцем, жившим шестьсот лет до него, – поэтом и философом Шломо ибн Гвиролем. Их сходство не только в пантеистическом представлении о мироздании, но и в одиночестве длиною в их короткие, полные лишений жизни. Всплыли в памяти слова Пушкина: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать».

Случается, сосед уезжает к дочери на неделю и дольше, тогда очередной визит его помощницы отменяется. Вот и на этот раз девушка прибежала только через девять дней, сразу после возвращения Давида, и тут же схватилась за швабру. Сначала моет полы, затем варит харчо; вернее, сначала варит харчо, затем моет полы. По ходу рассказывает мне свои приключения. Я напоминаю, что в прошлый раз она начала говорить о том, что устроилась работать на почту.

– Да-да, – вспоминает Това, – я там не задержалась, и всё потому, что позвонил мой предполагаемый ухажёр – спешила к нему на свидание и перепутала какие-то извещения. В любом случае эта монотонная, кропотливая работа не по мне. Мы познакомились с ним на почте: оказался последним посетителем в моей вечерней смене. Молодой человек невысокого роста, светлые жидкие волосы, бесцветные глаза – весь он в блёклых тонах, словно его долго вымачивали в щёлоке. Нам оказалось по дороге, и мы пошли вместе. Он приехал в Израиль из Закарпатья и за три года, что живёт здесь, уже квартиру купил. Такое нечасто встретишь. И работу интересную нашёл – на археологических раскопках. Когда услышала о раскопках, так он мне показался даже выше ростом, значительнее. Ведь у нас, когда начинают копать землю для фундамента нового дома, часто натыкаются на остатки старинных построек. А в Иерусалиме – ощущение, будто хожу над чьими-то сложенными из камней хижинами и дворцами. Сама назначила Севе свиданье, думала, знает что-то необычное и будет рассказывать о находках, пролежавших в земле тысячи лет. Ошиблась, он вспоминал свои удачи в области бизнеса, где он ни разу не фраернулся. Я спросила:

– Каким образом у вас проявился талант бизнесмена?

– Я начал с шести лет, – гордый своим дарованием, сказал Сева, – когда заключил договор с водителем пятитонного грузовика; тот водитель приезжал к женщине из нашего двора. Когда к его оставленной машине подходили мальчишки, чтобы отвинтить гайку или ещё что-нибудь унести, я свистел под окном той женщины. Шофёр выходил, и мальчишки разбегались. За свою службу мне всякий раз полагалась плата – половина бутылки бензина, это примерно триста грамм.

– Зачем вам в шесть лет понадобился бензин? – удивилась я.

– Я отдавал его киномеханику, который в клубе показывал кино, и он меня пускал без билета.

– А киномеханику зачем?

– У того был мотоцикл. А в шестнадцать лет я с двумя братьями получил наследство от бездетного американского дядюшки, он уехал в Америку в двадцатых годах. У братьев от тех денег ничего не осталось, а я распорядился ими по-умному…

Дальше я слушала не вникая; речь шла о том, что Сева в одном городе выгодно купил машину, в другом городе продал дороже, потом опять купил и снова продал. То же проделывал и с дефицитной импортной мебелью. Короче, деньги шли к деньгам, на них он и приобрёл в нашем городе трёхкомнатную квартиру. «Конечно, – говорил Сева, – в Араде квартиры дешевле, но я купил не в таком доме, где живут эфиопы. Не хотите ли посмотреть?» – заключил он свой рассказ. «Можно, – согласилась я, – только не сейчас, в другой раз, а то уже поздно».

Не могу сказать, что суетный бесцветный Сева понравился мне, но я невольно возвращалась к мысли о возможности уйти к нему от своего одиночества и призраков в доставшейся мне маленькой квартире родителей. Всякая вещь напоминала деспотизм отца и мамину зависимость, её желание угодить, бесконечные хлопоты на кухне. В замкнутом пространстве из двух крошечных комнат и закутка для кухни мне слышатся их голоса. Одним словом, я хотела избавиться от воспоминаний и одиночества. Это только в ранней юности мечтаешь о великой любви и кажется, что счастье возможно… Дальше воспроизвожу разговор с Севой почти дословно, – улыбнулась Това. – Вам действительно интересно?