Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [111]

– Одним словом, мы должны молиться за то, чтобы исламисты выполнили волю Бога – отдали Израиль и все святые места иудеям – законным наследникам, – подводит итог нашему диалогу Давид.

– К сожалению, молитвами не обойдёмся. Мы не утратили чувства справедливости, готовности всех любить и, если бы не было нужды защищаться, слились бы с палестинцами в братских объятьях. И это было бы ещё хуже.

– И тогда наши женщины стали бы выходить замуж за арабов, даже если и окажутся пятой женой, рожали бы им детей и, в конце концов, мы бы растворились в мусульманском мире. И наверное, чтобы этого не случилось, не прекращается их ненависть к нам.

– И это правда, – соглашаюсь я. – Ничего не зависит от того, к какому решению мы с тобой придём в наших бесконечных разговорах…

Я не успел договорить – пришла Това. Давиду тоже дали помощницу, которая называется «метапелет». Конечно, разумней, если бы она работала у нас двоих, но к тому времени, когда Това появилась, ко мне уже ходил Юваль, и я не хотел отказывать ему в возможности пополнить его скудный бюджет. Това, подобно моему помощнику, должна приходить два раза в неделю и работать по три часа. Однако справляется за одно посещение – всё делает быстро, аккуратно. Если есть у неё настроение и никуда не спешит – пьёт с нами чай. Миловидная молодая женщина, ей лет двадцать пять или двадцать семь. Высокая, худощавая и одинокая; родители её ушли в мир иной, а замуж ещё не вышла. С первого же посещения, судя по подвижной мимике, быстрой адекватной реакции и чувству юмора, было ясно – девушка умная, тонко чувствующая. Она для меня желанная гостья, а не метапелет соседа.

Приглашаю Тову отведать моего сациви, но она отказывается – спешит, должно быть, на свидание. Наспех убирает комнату Давида, вытирает пыль, моет полы, ещё и ещё раз оглядывает кухню и, убедившись, что всё в порядке и в магазин не нужно бежать – в холодильнике всё есть, – уходит.

Мы с соседом, наверное, представляемся ей скучными, бесполезными стариками, живущими в своё удовольствие на всём готовом. А всякие хвори вроде старческой немощи, диабета, сердечной недостаточности и прочие недуги кажутся молодой женщине пустяком в сравнении с её невзгодами. И она права.

Когда у Товы плохое настроение и нет необходимости спешить, она пьёт со мной чай и рассказывает о себе. В отличие от нас, не знающих забот стариков, у неё вовсе не безоблачная жизнь. Обычно предпочитает приходить в пятницу утром, когда Давид уезжает к дочери и во время уборки никто не крутится под ногами. Опять же, в пятницу, накануне Шаббата, ей не нужно спешить к другому подопечному.

Вот и сейчас Това моет окно в кухне и жалуется на бессонницу:

– Заснула поздно, ночью проснулась с ощущением страха, пустоты…

Она, подобно людям с сильно развитым воображением, в состоянии тягостной неопределённости теряет связь с действительностью. Рассказывает, что вчера ночью ей приснилось или привиделось:

– Лежу в темноте на холодной гальке, кричи не кричи – никого не дозовёшься. Вокруг чёрное безмолвие. Так бы, наверное, и лежала на спине, пересыпая между пальцами мелкие мокрые камушки, пока за окном не начало светать. Страшно…

– У меня подобное состояние тоже бывает, – отозвался я. И тут же представил в черноте ночи замёрзшую мокрую под дождём девушку, которой не к кому обратиться за помощью.

Това молчала, и я продолжал:

– Если такое привидится, нужно вспомнить что-нибудь хорошее или близкого человека…

– Да-да, – соглашается моя желанная собеседница. – Я вспоминаю маму, уже полгода прошло, как она умерла. Чтобы ночью выйти из тяжёлого забытья, встаю, варю крепкий кофе. Взбодрившись, пытаюсь читать, книги не то чтобы спасают, но отвлекают, помогают справиться с бесплодными мыслями, грустными воспоминаниями…

– Например? – спросил я, всё больше обнаруживая сходство наших переживаний.

– Например, сейчас читаю о том, что Луна, притягивая человека, даёт ощущение невесомости, а Земля, наоборот, заставляет почувствовать свою тяжесть…

Това говорила, а я пытался и не мог вспомнить имя человека, изучавшего целебное действие лунного света при сумеречном состоянии сознания.

Потом, глядя на закрывшуюся за ней дверь, продолжал думать об одинокой, неприкаянной девушке, которой только и могу помочь соучастием в переживаниях. Будь она из религиозных, ей бы устроили судьбу – нашли жениха, собрали деньги на свадьбу, и была бы семья, дети.

Религиозные занимаются судьбами своих приверженцев, и в этом их преимущество. Раньше даже в чужеземных странах проданные в рабство евреи не нарушали законы кашрута, мараны перед угрозой смерти старались соблюдать Шаббат. И в давние времена были одинокие люди и разводы, сейчас же их намного больше. Может быть, оттого, что усилилось сознание своей индивидуальности, понятие «мой или не мой» человек, и терпимости поубавилось.

Я стараюсь следовать предписаниям нашей веры, но без фанатизма: свет в субботу зажигаю, потому как повернуть выключатель не считаю работой. Ведь условия изменились, раньше непросто было зажечь огонь – требовалось усилие. На лифте езжу – нет сил подниматься пешком. Молочную и мясную пищу разделяю. Однажды, чтобы удостовериться, что я не самый большой грешник, пошёл на урок к любителям Талмуда, где спросил ведущего: «Что изменилось в устном учении за две тысячи лет? Ведь с изменением условий жизни должны меняться и некоторые правила поведения». Одна из присутствующих дам, должно быть, желая защитить честь преподавателя, который не знал, что ответить, в гневе заявила: «Мы живём по постановлению мудрецов!» «Да, но мнение мудрецов тысячелетней давности не исключает и ваше понимание», – отозвался я. Короткая перепалка кончилась тем, что ведущий – очень подвижный, сравнительно молодой человек с копной светлых с проседью кудрей – заявил: «У нас нет времени на дискуссии», – и объявил тему урока: «Какой толщины дозволено выпекать лепёшки». Я тут же скис – про лепёшки мне было неинтересно. Извинился и ушёл.