Идущий в Иерусалим - [24]

Кушали мы икру, шашлыки из осетрины и думали, как же все-таки загадочна и подспудна судьба человека в мироустройстве бытия… А вокруг нас под музыку композитора Чайковского веселились наши соседи и не знали всех секретов, которые стоят на страже их покоя и мирного труда. А над ними в синем небе зажигались и мигали звездные галактики.

Только несмотря на общий благодушный настрой, и звезды, и секретные подвиги наших доблестных бойцов… Только, все одно, хоть малость, но подпортили нам праздник единения, так сказать, народов всего нашего двора.

А случилось такое событие. Хотя, если позволительно будет, мне бы лучше рассказать сначала. Недавно в наш дом поселилась одна молодая парочка: Ирина с Димой. Снаружи они, как все, правда, оба тощенькие какие-то, не то что, скажем, наша гордость и отрада глазу Капитолина Игнатьевна… Эти оба тощенькие. Правда, ученые, как сами сказали мне потом. А в нашем доме они потому оказались, что бросили свою ученую работу и устроились за квартиру на завод работать, а завком комнатку им здесь и выделил.

Поселились они, значит, живут тихо и спокойно. Дня два-три. Потом на заводе зарплата случилась. В этот самый день они и разбуянились. Сначала, ну все как у людей: прошмыгнули мимо нашей лавочки с полными звенящими сумками, выходили потом веселыми и разговорчивыми покурить. А потом все и началось. Кричат, ругаются, поодиночке выбегают во двор — снова ругаются. Слов наших вразумительных не слушают. Кончилось тем, что подрались и получили строгое внушение нашего доброго участкового.

И вот те снова. Тут играет музыка, люди тихо про культуру без выражений говорят, про скрипки и барабаны, шашлыки кушают и радуются. Вдруг — крик, будто кошку за хвост дергают. А это наша Иришка поревновала Диму своего к новой красавице Маргарите Димитриевне, супруге нашего Павлика. Так нет, чтоб как все! Пошипеть там немного, ущипнуть под столом — какой там! Увидела, как Дима красотой женской залюбовался… Так, милая, это ж все мужички засмотрелись, как она появилась. Что здесь такого? И никто за это мужичкам своим ничего особенного не устраивал. А эта Иришка, как увидела такой явный интерес к другой красивой женщине — трееесть его кулачком в глаз, и в крик: «Убивают! Караул! Помогите!» Какой там убивают, когда Димочка глазик кулачком потирает, головкой эдак вот потряхивает и задумчиво людей разглядывает.

Тут уж я не выдержал и ринулся на солидарную помощь. Подступил к разбушевавшейся Иришке и давай урезонивать. Что, мол, ты это на мужа своего законного ни за что ни про что руку поднимаешь! Да разве только он один красотою Маргариты Димитриевны любуется? Да мы тут все, как один, радуемся, глядучи на эдакую достаточность, потому как на то она и красота, чтобы людей радовать. И не только на Маргариту Димитриевну любуемся мы, но и на Капитолину Игнатьевну, потому как и ей тоже красоты и достоинства отмеряно в большой полноте. А мужа в глаз ударять — это неправильно и людям окружающим — соблазн нехороший. Иришка успокоилась малость, подышала поглубже, а сама и говорит мне, что, вроде того, ничего страшного не случилось, и просила, чтобы я им не мешал по-ихнему, по-домашнему, значит, отдыхать. Потом обняла своего раненного в глаз мужа за шею и повела домой. И была у них непонятная народу между собой симпатия.

То ли по причине моего резонного заступления, то ли просто потому, что человек завсегда уважает другого, когда тот его уважает, только приходит однажды ко мне Дима и предлагает прослушать его мечту-идею. Я в это время как раз изготовление щей с грудинкой завершил, насыпал ему в миску, и мы слушали друг друга в процессе дегустации и насыщения.

Для зачина вспомнил я тут вслух об одной добрейшей женщине, что жила в нашем городе и дружила душевно с моей предобрейшей матушкой. Звали ее Михалной, а была она украинкой. Полжизни прожила среди русских, а все говорила по-украински, да как сочно, да так густо! Бывало, наливает борща, а сама говорит, что насыпает. Да так ведь оно и было: в ее борще ложка стоймя стояла. Питались-то мы после ухода нашего батюшки в мир иной очень даже скромно. Матушка вообще через день кушала похлебочки жиденькой картофельной или, скажем, кашки перловой, хотя при этом очень веселой всегда была, и в теле, ну, то есть никто ее доходягой-то не видывал. А уж я, сколько ни ел, а все голодным бывал. Матушка говаривала, что это я расту так. Вот и кормила при каждом удобном случае меня Михална своим борщом знаменитым. Я уж потом по разным местам его пробовал, но чтоб такого душистого и вкусного, как у Михалны, ― это уж никогда.

Так вот про Димочкину идею-то… Она ведь и мне тоже понравилась. …А живет матушка нашего Димитрия в славном городе Пенза в своем домике, и очень ей нравится ходить по земле босичком. Я и за Димой с Иринкой это естество замечал: они тоже босичком везде шлепают, чтобы ноги после ботинок душных роздых имели.

В течение двух уже лет сынок ведет переговоры со своей мамашей на предмет объединения на нашей земле в единое родственное хозяйство. И матушка вроде уже поддается, только для полной и безоговорочной ее согласности нужно деньжат прикопить, чтобы там домик продать, а здесь домик купить. Хороший сынок у пензенской мамы, заботливый, и землю уважает. По этой самой причине Дима наш из своей бывшей жизни в новую прихватил множество связей и особое о себе мнение народа.