Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [39]
Существует весьма скромное количество литературы о государственном правовом управлении в Средней Азии, и во всех этих работах приводятся удивительно похожие сведения. Утверждается, что правосудие ханского дворца значительно отличается от казийского шариатского правосудия, поскольку ханский суд имеет дело с правонарушениями, выходящими за рамки юрисдикции казиев; либо же суд правителя описывается термином «мазалим», означающим суд второй инстанции[278]. Насколько мне известно, из этой общей тенденции выбивается недавнее исследование Йоссефа Рапопорта, где связь между ханским судом и шариатом рассматривается в иной перспективе. В своей работе, посвященной деградации исламской правовой системы в Мамлюкском султанате, Рапопорт утверждает, что «суды мазалим домамлюкской классической традиции <…> были <…> превращены в суды широкой юрисдикции, которые работали параллельно с шариатскими казийскими судами. Новые институты получили название судов сийасах, поскольку в них упор делался на беспристрастность, достигаемую за счет отхода от шариатского формализма <…> Юрисдикция судов сийасах в XV веке распространялась на дела, не имеющие прямого влияния на государственную политику, такие как дела о погашении долгов или бракоразводные процессы»[279]. Автор делает два важных вклада в изучение взаимосвязи между шариатом и правосудием ханского дворца. Во-первых, Рапопорт демонстрирует, что казии и судьи при правительстве имели взаимодополняющие функции. Во-вторых, исследователь указывает на растущее напряжение в отношениях между двумя судебными институтами. Создание «судов сийасах» было знаком централизации правового управления, в результате которого правитель стал более активно вмешиваться в принятие решений казиями. Чаще всего централизованная османская администрация представляется как единственный случай, в котором напряжение между двумя судебными инстанциями разрешалось правителем посредством кануна, то есть особого сборника распоряжений, в котором шариат увязывался с законом правителя.
В продолжение тезиса Рапопорта я утверждаю, что правосудие ханского дворца и шариат не только дополняли друг друга, но и представляли одну и ту же нормативно-правовую базу. Во-первых, как мы уже видели, в Средней Азии XIX века исламское право применялось не только профессиональными судебными органами. Я надеюсь продемонстрировать, что в трех государствах, образованных после падения Аштарханидов и Абулхайридов в 1747 году, отправление правосудия подверглось бюрократизации и централизации, вследствие чего суд правителя стал играть большую роль в разрешении частных споров между подданными. Архивы документов династий Мангыт (1753–1920), Минг (1798–1876) и Кунграт (1770–1920) дают понять, что казии чаще всего исполняли скромную роль советников по правовым вопросам и поэтому несли личную ответственность за каждое принятое ими решение. Если исключить личные записи казиев, которые в советской научной классификации называются «казийскими документами»[280], то мы видим, что жители ханств Средней Азии пользовались юридическими услугами ханского суда, а дальнейшее разбирательство могло предполагать или не предполагать участие специалистов-казиев.
Во-вторых, мы находим оформленные правоведами XIX века заключения, легитимирующие тот факт, что казии обязаны подчиняться воле местного правителя. Это означает, что открытое проявление зависимости от правителя постепенно становилось характерной чертой исламского юридического поля Средней Азии[281]. Тот факт, что правоведы выносили заключения по данному вопросу, предполагает, что зависимость улемов от правителей была объектом дискуссии экспертов по вопросам права[282].
5. Об обычном праве
Исследование историографии права в послемонгольской Средней Азии и изучение роли государства в отправлении правосудия сопряжены с дополнительной проблемой, требующей особого прояснения. Часто предполагается, что среднеазиатские ханства могли действовать в рамках некой правовой сферы, которая отличалась от шариата и была культурным наследием монголов. В частности, Чингисхан известен как законодатель, принявший уложение обычного права под названием «яса» (jasaq). Мы не можем сказать, что представляла собой яса во время правления Чингисхана, поскольку все письменные источники, отсылающие к этому корпусу права, появились только через несколько столетий[283]. Столь же непросто дело обстоит с периодом Тимуридов и сводом законов, который у Марии Эвы Сабтельни называется «торэ» (törä). Исследовательница объясняет торэ как «тюрко-монгольский свод обычного права, практикуемый Тимуром, его потомками и чагатайскоязычными последователями <…> который пересекается с ясой Чингизидов и дополняет ее»[284]. По Сабтельни, одним из элементов, напрямую связывающих тимуридское торэ с обычным правом Чингизидов, является йаргу — «следственный суд», описываемый Сабтельни как «главный инструмент обеспечения выполнения ясы»[285]. Тем не менее в источниках эпохи Тимуридов торэ и йаргу чаще всего упоминаются в контексте напряженных отношений с шариатом[286], при этом почти не приводится примеров их реального функционирования. К XIX веке слово «йаргу» обрело совершенно иное значение и стало применяться для обозначения наказаний, применяемых ханским судом
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.