Идегей - [32]

Одинокой осталась мать.

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

О годах, как Нурадын, вернувшись, прогнал отца, и о том, как Идегей ушёл в казаки[95].

Нурадына прогнал Идегей,

И страна его стала слабей,

И тогда на ханский престол

Идегей Шадибека возвёл.

Вызывая жалость людей,

Вдалеке от отчизны своей,

Нурадын скитался в степи,

Одинок, метался в степи.

То к Тимиру он путь держал,

То в тоске в Сыганак[96] въезжал,

А оттуда скакал в Сарайчык[97],

Миновав его — в Аждаркан[98],

В Актубу, потом на Яик,

Гнал коня на Кырык Чулан[99],

А оттуда — на Иремель.

Обошёл он много земель,—

До Нуры[100] и до Иртыша.

Без отчизны томилась душа.

Путь изгнанника был тяжёл.

Он с отцом разругался седым,

Он с народом расстался родным,—

Лучшего на земле не нашёл.

Он пристал к толпе кочевой,

Он кочевников стал главой,

Степь да степь — вот его удел,

Успокоить душу хотел.

Так неспешно текли день за днём:

О Джанбае речь поведём.

Где-то долго скрывался хитрец,

К Идегею пришёл наконец,

Молвил слово Камала сын:

«Идегей, ты — солнца восход,

Но чего ты стóишь один,

Если войско придёт-нападёт?

Будешь сломлен врагом лихим!

Сыном был Нурадын неплохим,

Стань и ты хорошим отцом,

Повернись к Нурадыну лицом».

Отвечал ему Идегей:

«Да, ты правду сказал, злодей,

Хорошо ты сказал, змея:

Да чего буду стоить я,

Если войско придёт-нападёт?

Или гибель в битве найду.

Или в плен врагам попаду.

Я согласен со словом твоим:

Сыном был Нурадын неплохим.

Да, ты прав: я с ним помирюсь,

Я к нему лицом повернусь».

Нурадын в степи далеко.

День сменялся тягучим днём.

Идегей вздыхал глубоко,

Говорил о сыне своём:

«Если тень чернеет вдали,

Напрягаю свои глаза:

Эта тень — мой сын, мой мурза!

Если снег белеет вдали,

Напрягаю свои глаза:

То в снегу — мой сын, мой мурза!

Если ростом с верблюда огонь

Полыхает мне прямо в глаза,

На глаза надвигаю ладонь:

Тот огонь — мой сын, мой мурза!

Чем в изгнанье султаном быть,

Лучше там, где родной порог,

Быть подстилкою для сапог.

Чем на небе звездою быть,

Лучше жить в родной стороне,

Щукой плыть в речной глубине.

Где скитаешься ты, Нурадын?

По тебе я тоскую, мой сын!»

Идегей страдал-горевал.

Он отцов державы созвал.

Много мудрых выслушав слов,

К Нурадыну отправил послов:

Пусть отца, что его взрастил,

Воспитал, не жалея сил,

Он отцом своим признаёт,

Пусть утешит бедную мать,

Ибо надо отцов прощать!

Нурадына в степи нашли

И такую речь повели:

«Знай: Камалом рождённый Джанбай,

И Субра, чей отец — Саргантай,

И Кара Куджа, и Булат,

И Мирза, что годами богат,

И Худайберды, сей мудрец,

И твой сильный, свободный отец,—

Нурадын, тебе говорят:

„Возвращайся, — просьба к тебе,

Возвращайся, внемли мольбе.“

Говорим о тебе: „В небосвод

Пусть он сокола властно взметнёт,

Пусть напиток клятвы мужской

Он из чаши испьёт золотой,

Пусть он светится светом добра

На бровях луны, как Зухра,

Пусть он ярко сияет всегда,

Как Чулпан — рассвета звезда.

Пусть, отныне к миру влеком,

Смоет кровь с меча молоком.

Пусть, сойдя с коня, воздаёт

Поседелым мужам почёт,

На одно колено встаёт,

Пусть отца, что его взрастил,

Воспитал, не жалея сил,

Он своим отцом признаёт,

Пусть утешит бедную мать,

Ибо надо отцов прощать“.»

Так ответствовал Нурадын:

«Пусть Камалом рождённый Джанбай,

И Субра, чей отец — Саргантай,

И Кара Куджа, и Булат,

И Мирза, что годами богат,

И Худайберды, сей мудрец,

И мой сильный, свободный отец,

Признаваясь в своей вине,

Обращаются с просьбой ко мне,—

Не вернусь я назад, не вернусь,

Нет, с отцом я не помирюсь!

Для обиды уста я замкну,

В небо сокола я не взметну,

Пить не буду из чаши златой

Я напиток клятвы мужской.

Я с коня своего не сойду,

На колено не припаду,

И почёта я не воздам

Поседелым знатным мужам.

Дух мужчины — китайский шёлк:

Не развяжешь, коль свяжешь узлом.

Вес его на весах не поймём,

Ни в какой сосуд не вместим».

Так сказал он послам седым,

Отвечал ему Пир Галятдин,

И внимал Нурадын мулле:

«Хуже худшего что на земле?

Отрицанье, что Бог — един.

Хуже худшего что на земле?

Отрицать, пребывая во зле,

Что последствий нет без причин.

Хуже худшего что на земле?

О бессмертье души позабыть.

Хуже худшего что на земле?

Без родни девицею быть.

Хуже худшего что на земле?

В раннем детстве осиротеть.

Хуже худшего что на земле?

Сыном быть, а отца не иметь.

Хуже худшего что на земле?

Лить сиротские слёзы во мгле.

Хуже худшего что на земле?

Потерять государство вдруг,

Чтобы выскользнуло из рук.

Хуже худшего что на земле?

Словно птенчик, плакать в тоске,

Как красавица Ханеке

Без надежды на мир глядеть

И на норковой шкурке сидеть.

Льются слёзы, болеет душа,

Выступает холмиком грудь,

Что как лилия хороша».

Убедил его Галятдин,

И вернуться решил Нурадын.

Изменить он решил судьбу

И взобрался на скакуна

С белой звёздочкою на лбу,

Лишь отца своего и мать

Он решил своими признать,

Остальных — чужими признать.

Пред отцом повиниться решил,

Ибо понял, что грех совершил.

Идегей его встретил светло,

Приласкал, целуя чело.

Он сказал, уже не грустя:

«О родное моё дитя,

Воин, знатный мурза, мой сын!

Дорогое моё дитя,

Рослый, статный мурза, мой сын!

Аргамака продолживший род,

Жеребёночек белый, мой сын!

Доброты и покорства оплот,

Богатырь загорелый, мой сын!

В небе шесть парят лебедей,—

Ты взлетел высóко, мой сын.

Ликом с ангелом схож, мой сын!

Башня сторожевая моя,

Ты мой дом стережёшь, мой сын!