Ибишев - [15]
Под яростным напором ветра одновременно в нескольких местах лопаются стекла.
И, словно окончательно обезумев, люди на площади начинают восторженно приветствовать сотни, тысячи, миллионы бумажных листов, вылетающие, словно птицы, из разбитых окон и сиротливо несущиеся во все стороны. Задрав головы вверх, они смеются и радостно машут руками фантастическому бумажному снегу, идущему над Денизли. И пьянеют от немыслимой свободы. И ветер вместе с летящими листами разносит их голоса по всему городу.
Бумаги кружились и кружились, шелестя трепетными крылами, и неба почти не было видно…
4.
Всю весну 1992 года, и даже в те дни, когда началась революция, Ибишев напряженно готовился к сдаче вступительных экзаменов в Политехнический институт в Баку и, к сожалению, пропустил все самое интересное. Но не надо спешить упрекать его в отсутствии революционного духа. Будь его воля, он, конечно же, всю ночь простоял бы там, на площади, среди большинства своих одноклассников и учителей. И, наверное, это было бы правильно. Но Алия — Валия решительно не позволили ему этого. Они бдительно дежурили перед дверьми его комнаты, и несколько дней, пока в городе бушевали страсти, не выпускали его из дома. И тогда Ибишев, униженный и оскорбленный до крайней степени, в знак протеста изготовил из твердого картона и булавки большой безобразный значок с трехцветной надписью «ФНС» и, приколов его к рубашке, гордо ходил с ним по квартире.
Закутавшись в шерстяное одеяло, из которого торчат его худые голые плечи, Ибишев сидит за письменным столом, стоящем впритык к окну, и следит за бесконечной цепочкой слов на раскрытой странице толстого справочника. В глазах его сонная муть и скука. Не дочитав, он переворачивает страницу. Слова все так же, непрерывным потоком продолжают змеиться на белом пространстве листов. Мерцающий свет керосиновой лампы расползается вокруг него концентрическими кругами, и причудливые жирные тени висят на выцветших обоях.
За окном поднялся ветер. Он натужно воет и со скрипом раскачивает висячий фонарь перед подъездом. Ибишев старается сосредоточиться на учебнике. Закрыв уши руками, вслух перечитывает несколько абзацев. Но шум ветра настойчиво отвлекает его. В самом сердце привычного волнообразного воя Ибишеву слышится странный шелест. Вначале очень далеко и почти неразличимо, а потом все ближе и сильнее. Он поднимает голову и пристально вглядывается в кромешную темноту за дребезжащим окном. Над черной улицей вовсю бушует бумажная метель.
Так они и запомнились, Революционные Мартовские Иды 1992 года: смутно угадываемые силуэты нагроможденных друг на друга домов, светлое единственное пятно — окно, освещенное призрачным светом керосиновой лампы, в нем — удивленное лицо Ибишева с пульсирующим червячком на узком лбу, и тысячи сиротливо летящих бумаг…
5.
Ветер неожиданным образом придал восстанию новый импульс.
Теперь площадь яростно скандировала «Долой Ленина! Долой коммунистов!» Многие бросились к гипсовому памятнику Ленина, одиноко стоящему между тощими кремлевскими елками. Повиснув на нем, мешая и толкая друг друга, они тянули его в разные стороны до тех пор, пока он, наконец, под одобрительные крики с грохотом не раскололся и не посыпался на асфальт белым крошевом. На мраморном постаменте осталась одиноко торчать гнутая ржавая арматура с кусками гипса. А тем временем члены Исполнительного Комитета, докончив разгром мэрии, начали выбрасывать в разбитые окна канцелярский мусор и мебель. И те, кто стояли рядом, подбирали все это и швыряли в угасающие костры. И всеядный огонь, раздуваемый ветром, с треском поглощал влажные от сырости папки, занавески и ножки столов. Над площадью пополз едкий дым.
Несмотря на усталость и голод, людей не становилось меньше. В задних рядах появились факелы и даже керосиновые лампы. Все жаждали продолжения. Все жаждали действий.
И, чувствуя это, люди в черных драповых пальто, взяв в руки трепещущие флаги, в грозном молчании двинулись по центральной улице города, и беснующаяся толпа, словно загипнотизированная, послушно двинулась за ними следом. И было что–то мистическое и жуткое в этом молчаливом шествии. И в неровном свете факелов, рядом с людьми, по стенам домов шествовали их огромные тени…
Бумажные Революционеры успокоились лишь с рассветом. Холодные утренние сумерки, постепенно затопившие город, принесли с собой озноб, головную боль и усталость. Безумная ночь закончилась.
На опустевшей площади грязными кучками догорают костры. Стоят бакинские автобусы с запотевшими стеклами. Водители спят, накрывшись куртками и пальто. Под ногами хрустит битое стекло и гипсовая крошка. Все еще сильно пахнет гарью. Люди сворачивают флаги и молча расходятся по домам. Неожиданно загораются уличные фонари. А через минуту и свет в домах. Дали электричество. Активисты ФНС деловито располагаются в разгромленной мэрии. Занимают кабинеты и делят остатки мебели и ковровых дорожек. У главного входа оставляют двух дежурных с красными повязками на рукавах.
Ветер гонит по пустынным переулкам дребезжащий мусор и бумаги. Призрак удивительной птицы в пасмурном небе растаял без следа. В городе наступает холодное мартовское утро.
В новом же романе Таир Али ищет и находит корни выживания лирического героя своего произведения, от имени кого ведется повествование. Перед нами оживают в его восприятии сложные перипетии истории начала прошлого столетия и связанной с нею личной судьбы его деда — своего рода перекати-поле. События происходят в Азербайджане и Турции на фоне недолгой жизни первой на Востоке Азербайджанской Демократической республики и в последующие советские годы.
В рубрике «В малом жанре» — рассказы четырех писательниц: Ингвильд Рисёй (Норвегия), Стины Стур (Швеция); Росква Коритзински, Гуннхильд Эйехауг (Норвегия).
Автору книги, которую вы держите в руках, сейчас двадцать два года. Роман «Прощай, рыжий кот» Мати Унт написал еще школьником; впервые роман вышел отдельной книжкой в издании школьного альманаха «Типа-тапа» и сразу стал популярным в Эстонии. Написанное Мати Унтом привлекает молодой свежестью восприятия, непосредственностью и откровенностью. Это исповедь современного нам юноши, где определенно говорится, какие человеческие ценности он готов защищать и что считает неприемлемым, чем дорожит в своих товарищах и каким хочет быть сам.
Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.
Да выйдет Афродита из волн морских. Рожденная из крови и семени Урана, восстанет из белой пены. И пойдет по этому миру в поисках любви. Любви среди людей…
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Уже почти полгода Эльза находится в коме после несчастного случая в горах. Врачи и близкие не понимают, что она осознает, где находится, и слышит все, что говорят вокруг, но не в состоянии дать им знать об этом. Тибо в этой же больнице навещает брата, который сел за руль пьяным и стал виновником смерти двух девочек-подростков. Однажды Тибо по ошибке попадает в палату Эльзы и от ее друзей и родственников узнает подробности того, что с ней произошло. Тибо начинает регулярно навещать Эльзу и рассказывать ей о своей жизни.