И здрасте вам через окно! - [57]

Шрифт
Интервал

«Всегда знала, что у меня хорошие муж и сын, но иногда нужно немного заболеть, чтобы понять, как к тебе относятся родные», – сделала для себя вывод Мирав. Она очень гордилась мудрой мыслью и искренне считала, что без прочитанных журналов она бы никогда до этого не додумалась. Польза от литературы была налицо, и уверенность в необходимости самообразования еще больше засела в ее подсознании.

Гала пребывала в приятной неге. Ее нешуточно взволновал букет белых гвоздик, принесенный каким-то таинственным молодым человеком. Раньше этому факту она даже не придала бы большого значения, но сейчас… Кто мог передать цветы, пожелав остаться неизвестным? Забытые чувства вновь всколыхнули душу, наполнив ее легким волнением и радостью. Интрига будоражила кровь, стимулировала фантазии. Гала лихорадочно перебирала в голове все возможные варианты, но ни один из них не подходил под столь щедрый жест. «Дворник Захар! – осенило Галу. – В последнее время он очень внимателен и проявляет нешуточный интерес. Ну уж нет, только этого мне не хватало. Сава решил искупить свою вину за хамское поведение? Он жмот и столько цветов никогда не купит. Александр Владимирович? Вполне возможно. Человек он интеллигентный, но навряд ли располагает лишними деньгами, чтобы позволить себе подобную роскошь, да и разница в возрасте немалая. Ладно, не буду мучиться в догадках, подожду. Обычно такие поступки не бывают одноразовыми. Если появился поклонник, он обязательно даст о себе знать в ближайшее время».

После ужина все занялись своими делами. Мирав прилегла на диван с книгой в руках. Маленькой указкой, сделанной из фантика шоколадной конфеты, она медленно водила по строчкам, тихо проговаривая слова и вдумываясь всякий раз в смысл прочитанного. Сава, увидев жену за столь необычным для нее занятием, отложил газету в сторону и с интересом уставился на супругу. Через несколько минут он не выдержал и с подозрением спросил:

– Ну как, интересно?

– Очень, – коротко ответила она, не отрывая взгляда от страницы.

– О чем книга?

– О любви.

– Ну-ну. Женская, стало быть, со вздохами и легкомысленными кружевными бантами.

– Про банты здесь тоже пишут, но они не какие-нибудь там буржуйские. Они все на женах декабристов. Сава, как они сильно любили своих мужей! Прям так любили, что отправились за ними на каторгу в Сибирь.

– Тогда одобряю выбранную тему, – только и смог сказать Савелий.

Наскоро просмотрев газету, он вырезал статью с цитатами вождя и вложил ее в большую серую папку, которую завел с того дня, когда Гала по незнанию выбросила в туалет всю подборку за последние месяцы.

– Так-то оно надежнее, – довольно произнес он, втискивая папку между учебниками Менделя.

Чтобы подшивка легко заняла свое почетное место среди научной литературы, пришлось переставить парочку книг на другую полку. Оставшись довольным от найденного решения, Сава решил пойти перекурить, но тут его взгляд упал на маленькую брошюрку «Скорняжное дело». Первым желанием было отправить справочник на место, но вспомнив, что пересыпанные солью крысиные шкурки вот уже несколько месяцев лежат в ведре и дожидаются выделки, прихватил ее с собой и уселся в гостиной изучать процесс мездрения.

Вечером, как и договаривались, Гала с Мирав вышли во двор. Жара спала, с моря дул прохладный ветер, и можно было спокойно поболтать на скамеечке под старым платаном.

– Мирочка, какую страшилу ви перенесли за эту неделю! Я как о вас вспоминала, так сразу хотелось глубоко страдать от неизвестности. Ну теперь все хорошо, и можно начинать счастливо жить.

– Сара Моисеевна, я же за эти дни столько слез выплакала, столько мыслей поганых в голове перебрала, что подумать страшно. И главное – сон перед этим снился, как будто я на деревянной кровати лежу забинтованная, а неподалеку от меня мама моя покойная. Кровать широкая, а она говорит, мол, двигайся, доца, к мине поближе. И так нежно рукой манит. А я смотрю на нее, и страх сковал. Сама думаю, отчего вдруг боязно, ведь не кто-нибудь, а мама зовет. Потом взяла и побежала от испугу. Проснулась в холодном поту и поняла, что сон нехороший. Пошла через несколько дней к врачу и вот тебе, здрасте пожалуйста.

– И пускай ученые говорят, чего хочут. Есть что-то сильно неизведанное, которое нас предупреждает, – продолжила тетя Сара. – Помню: незадолго до войны помыла я полы в доме и уселась на лестнице ноги в тазу обмывать. Я раньше завсегда босиком пол мыла. Так вот, села я, посмотрела на небо, а там… как в кино. Люди по небу идут. Много людей, и все в одну сторону направляются, скот гонят, чемоданы несут, телеги груженые едут, и огонь с дымом кругом. Картина складывается: вроде как люди от беды спасаются. Я Семена стала звать, чтобы он мог на своем зрении убедиться в правильности того, что мине видится, а он, аспид эдакий, как плохая корова, когда ее доят, в уборной в это самое время сидел, запором мучился. Кстати, ви, Мирочка, козочку свою уже пробовали доить?

– Нет еще. Руку нельзя напрягать.

– Замечательная у вас козочка, красавица белоснежная, и рожки смешные и востренькие. Ох, как она ими Саву в зад боднула, будь он неладен! Так вот, о чем это я говорила? Пока Сема пришел, все уже давно исчезло. Я тогда расстроилась и ничего ему про небесное явление не сказала. Боялась, что не поверит или, того хуже, за сумасшедшую примет. Рассказала только тогда, когда война с фрицами началась. Ну а там уже не до смеха. Поверил без одного сомнительного слова. Вот так.


Еще от автора Елена Александровна Роговая
Большой бонжур от Цецилии

Избалованная вниманием публики солистка оперного театра уходит на заслуженный отдых. Вслед за первым ударом следует второй – кончина любимого мужа. Другая бы сдалась и скучно старела в одиночестве, но только не Цецилия Моисеевна! Она и в судьбе соседей примет горячее участие, и в своей судьбе еще допишет пару ярких глав…


Лувр делает Одесса

Мама дорогая, что началось во французской столице после покупки золотой тиары скифского царя Сайтаферна! Париж бурлил, обсуждая новость. Толпы любопытных ринулись в Лувр, чтобы посмотреть на чудо древнегреческого искусства – шедевр, стоивший государству четверть миллиона франков. И только Фима Разумовский, скромный ювелир из Одессы, не подозревал, что его творение, за которое сам он получил всего две тысячи рублей, оценено так высоко… Не знал он и того, что мировой скандал вот-вот накроет его с головой.


Рекомендуем почитать
Солнечный день

Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.


Премьера

Роман посвящен театру. Его действующие лица — актеры, режиссеры, драматурги, художники сцены. Через их образы автор раскрывает особенности творческого труда и таланта, в яркой художественной форме осмысливает многие проблемы современного театра.


Выкрест

От автора В сентябре 1997 года в 9-м номере «Знамени» вышла в свет «Тень слова». За прошедшие годы журнал опубликовал тринадцать моих работ. Передавая эту — четырнадцатую, — которая продолжает цикл монологов («Он» — № 3, 2006, «Восходитель» — № 7, 2006, «Письма из Петербурга» — № 2, 2007), я мысленно отмечаю десятилетие такого тесного сотрудничества. Я искренне благодарю за него редакцию «Знамени» и моего неизменного редактора Елену Сергеевну Холмогорову. Трудясь над «Выкрестом», я не мог обойтись без исследования доктора медицины М.


Неканоническое житие. Мистическая драма

"Веру в Бога на поток!" - вот призыв нового реалити-шоу, участником которого становится старец Лазарь. Что он получит в конце этого проекта?


В малом жанре

В рубрике «В малом жанре» — рассказы четырех писательниц: Ингвильд Рисёй (Норвегия), Стины Стур (Швеция); Росква Коритзински, Гуннхильд Эйехауг (Норвегия).


Саалама, руси

Роман о хирургах и хирургии. О работе, стремлениях и своем месте. Том единственном, где ты свой. Или своя. Даже, если это забытая богом деревня в Сомали. Нигде больше ты уже не сможешь найти себя. И сказать: — Я — военно-полевой хирург. Или: — Это — мой дом.